Джек на Луне (СИ)

Да, брат, хочешь веселья? Флаг тебе в руки. А я своего как-то уже хлебнул.

- С чего, - говорю, - ты вообще взял, что я выбирал? Что мне Лэрке нравится?

Томас посмотрел на меня с жалостью, как на больного:

- Джек, я ж не слепой. Да ты за ней ходишь, как стрелка компаса за магнитным полюсом. Пялишься на нее все время. Вот и сегодня...

Но тут мы перешли к обсуждению женских эрогенных зон, и он переключился.

Дома Себастиан первым делом напустился на меня за то, что я трубку не беру. Он мне, мол, целый день названивал, а я не отвечал. Пришлось рассказать ему сказочку про утопленника в стортире. Тогда он вроде немного оттаял:

- Хорошо, куплю тебе новый. Но нам нужно поговорить. Мне удалось перенести встречу в школе на вторник, и к ней надо как следует подготовиться.

- Какую встречу? Это вы о чем? – подняла голову от домашнего задания ма. Она делала его в гостиной, без отрыва от кулинарного шоу.

Короче, было море эмоций и киллограм соплей. Орала она на меня так, что хрусталь в горке звенел, пока ей Сева запись не дал прослушать. Тут уже козлом стал Медведь, и, надеюсь, от маминых выражений ему в тот день не раз икнулось. Мне пришлось рассказать всю историю в подробностях, причем отчим записывал цитаты из Медведя в свой айпад. Потом ушел в кабинет и попросил не мешать.

Я поскакал к себе весь радостный. Может, отчим у меня и мудак, но дело свое знает. Так распидорасит Бьярне перед коллегами и директором, что гемморой этот уволят потом нафиг. Только вышло все немного иначе.

Во вторник я летел домой, как на крыльях. Все, думаю, набили из Медведя чучело, пусть Себастиан расскажет, где поставили. А меня мать с порога за шкирку и на ковер. Тот самый, белый и пушистый. Это мои «выходные» всплыли, когда я к Лэрке отсыпаться ходил. Короче, вылила на меня ушат говна, ничего толком про Медведя не объяснила - велела сидеть, отчима дожидаться. Сева с работы пришел и потащил в кабинет для «мужского разговора».

Оказалось, математика не уволили, предупреждение вынесли только. Вроде как записи с Томасова телефона оказалось недостаточно. Голос типа похож на учительский, а вдруг не его? Не будешь же экспертизу из-за такой ерунды проводить? Сам Медведь вообще заявил, что все – монтаж и подстава. В итоге, как ни крути, все свелось к тому, что мое слово – против его. А кто я? Трудный подросток, на котором хулиганка и употребление висят. Да еще психолог после первой консультации в школу телегу отписал. «Психологический портрет озабоченного малолетнего преступника» называется, блин. То есть, Карстен этот, конечно, не такими словами выражался, но смысл-то один.

Кончилось все тем, что стороны заключили соглашение. Я должен был извиниться перед Медведем «за насилие» и больше не прогуливать. Ну а математик обещал обращаться ко мне корректно.

Вот тут я рогом и уперся.

- Не буду я перед эти старым пердуном извиняться!

- Извинишься как миленький! – Себастиан скрестил руки на груди и припечатал меня взглядом. – Это будет тебе хорошим уроком. Может, поймешь наконец, что надо отвечать за свои поступки!

- Не буду! – я уткнул глаза в пол и старался, чтобы голос не дрожал. - Это он должен передо мной извиниться, а не наборот!

- Послушай меня, малыш, - пальцы отчима вцепились мне в подбородок, задирая голову. Суженные глаза оказались совсем близко от моих, распахнутых от страха. – Речь идет не об этом идиоте, которому давно на пенсию пора. Речь идет обо мне! О репутации, которую подорвал ты, малолетнее ничтожество! – он отшвырнул меня так, что я ударился спиной о край стола.

Заходил по комнате:

- Ты понимаешь, каким дураком меня выставил перед всеми?! Директором, учителями... Я-то думал, что у меня все под контролем. Что я знаю, чем ты живешь и дышишь. И вот меня спрашивают: «А где Джек был такого-то и такого-то?» «Как где? – говорю я. – В школе, конечно!» И мать то же подтверждает. А что мне сообщают?! Я спрашиваю, что мне сообщают! – он уже орет мне в лицо, брызгая слюной. Глаза белые, и стоит в них только одно – насилие. – Отвечай!

- Что я про... – я сглатываю. Пересохшее горло отказывается производить звуки. – Прогуливал.

Себастиан отстраняется. Жрет меня взглядом с потрохами, точно решает, под каким соусом я буду вкуснее.

- И где же ты был, малыш Джек? – вкрадчиво спрашивает он. – И почему не рассказал об этом папочке?

Я молчал, вцепившись в край стола за своей спиной так, что твердый край врезался в ладони.

- Мы же договорились, что ты будешь мне все честно рассказывать. Так где же твоя честность, Джеки? Где твоя честность?! – Себастиан орет прямо в ухо, его пальцы вцепляются мне в пах. Они как сталь, и я сгибаюсь от боли. Под закрытыми веками вспыхивают огненные молнии.

Я знаю, что он будет мучить меня, пока не сломаюсь. Что помощи от матери ждать нечего: даже если она и вмешается, услышав мои крики, это мне же отольется. Потом, на башне. Поэтому я вру. Я хнычу и прощу прощения. Обещаю извиниться перед математиком. Обещаю не пропускать уроки. Обещаю, пока он не затыкает мне рот. Есть много способов просить прощения у Себастиана.