В следующий раз я вижу Медведя на физике. Это один из трех предметов, которые он преподает. Старый пердун набрасывается на меня, как только начинается урок. Он осторожнее в выражениях, чем обычно: боится, что снова запишут на телефон или снимут, и он уже не отвертится. Но он требует извиниться. Или выйти за дверь.
В классе тихо. Все смотрят на меня. Все, кроме, конечно, Лэрке. Я думаю о ней. Как она стоит у доски перед ржущими одноклассниками и показывает розовый, напоминающий бутон бугорок на картинке. Я думаю, что у нее есть точно такой же, и как бы она отреагировала, если бы я коснулся его губами. Тогда мне становится плевать на старика Бьярне с его играми во власть, на ожидающих моего унижения ребят. Я спокойно говорю:
- Извините, - в несгибаемую спину Лэрке.
Кто-то свистит, кто-то гогочет, но она оборачивается, и мы встречаемся глазами. В ее взгляде раскручивается трехцветный серпантин, мягко оборачиваясь вокруг меня, затягивая в праздничную глубину. Уголки ее губ дрожат и растягиваются в улыбке. Она высовывает руку в проход и незаметно поднимает большой палец. Блин, неужели мне наконец удалось ее впечатлить?!
А потом была физра. Я по-спринтерски переоделся в спортивное, хотя знал, что это еще цветочки. После урока мне предстоит душевая.
Ханс, увидев меня в первый раз на своем занятии, глумиться не стал, просто указал мне место в строю, по росту. Ладно, хоть этот оказался человеком. Я встал между Брианом и Матиасом, и мы потрусили по кругу. На улице лил осенний дождь, так что занимались мы в зале. Играли в баскет - парни против девчонок. Только парней у нас в классе больше. Вот и стоим – в одной команде семь человек, а в другой всего пятеро.
Ханс такой:
- Так, ребята, кто к девочкам пойдет?
Ну, пацаны все, ясно, бугага, у нас девочек нет. Андреаса попытались выпихнуть, как самого мелкого, но он отпинался. Короче, физруку надоело это все, он и говорит:
- Ну тогда Джек пойдет. Это ему штрафной будет, за прогулы.
Нашел, мля, крайнего! Ну и чо? Пошел я. Парни ржать, а Адамс на мне повисла и в рот языком. И Вильяму с подлипалами фак показывает. Чиксы все прыгают, визжат, сиськи трясутся, настрой боевой. Название команде придумали «Гончие ада». Нормальные, да, у нас в классе девочки? Парни себя нарекли «Деструкторами», и я понял, что сейчас что-то будет.
Лэрке со своей рукой сидит на скамейке запасных, делает вид, что все ей пофиг, кроме шнурков на кедах. Андреаса туда же отправили – из-за роста, и физрук дунул в свисток.
Короче, это надо было видеть. Я себе локоть ободрал о зубы Вильяма. А мне Каспар, который играл в своей придурочной шапочке, засветил мячом в лоб. Главное, чего мне-то? Это ж Томас ему насосом... Ладно, выиграли «Гончие» с преимуществом в три очка. Пацаны в душевую повалили злые, как черти. У меня сразу нехорошее предчувствие появилось, но делать нечего. Назвался, как говорится, крутым, полезай в кузов.
Я дождался, когда все разделись. Думаю, пусть там пара побольше поднапустят. Я в уголок куда-нибудь втиснусь, на меня внимания никто и не обратит. Ага, как же! Зашел я в душевую, а там шесть головок всего – три у одной стенки и три у другой. Ни перегородок, ничего, как водится. Ладно, хоть плесени нету, как в старой школе, и чистенько все.
Пришлось мне Томаса подвинуть чутка – он не возражал. Выдавил мыла из бутылки, шлепнул на грудь, и вот тут началось:
- О! Наша девочка пришла! – это Вильям забыл, как чувствуется велосипедная цепь по ляжкам.
- Ага, прыщи Паровозику на спинке подавить! – Бриан, сволочь!
- Эй, детка, а у тебя еще ничего не растет, или это ты так гладко бреешься?
Вот тут меня и переклинило.
«Сами виноваты, - мелькали обрывки мыслей в голове, пока я шел через душевую. – Могли бы просто оставить меня в покое. Просто оставить...»
Дальше места для мыслей уже не осталось.
Опомнился я, когда увидел кровь. Она стекала вниз по белому кафелю, и ее размывала хлещущая из душевой головки вода. Страшно мне стало не от вида светлевших красных полосок, а от того, что я не знал, откуда они. У моих ног что-то хлюпало. Это был Каспар, скрючившийся в позе зародыша. Струи воды били его по боку и плечу, разлетаясь крупными блестящими брызгами. Шапочку он снял прежде, чем пойти мыться, и с коротких темных волос теперь струилось розовое. Кажется, это он крикнул: «Детка!»
Я оглянулся кругом, и меня охватило чувство нереальности происходящего. Будто я вижу сон. Шипит под напором вода, лупя по кафелю. Помигивает перегорающая лампочка под потолком. Поток, бегущий к стоку, ржавый, будто кто-то в нем кисточку вымыл, но становитсябледнее. И никого. Только голый человек у моих ног пытается подняться, но подламывается на руках.