Джек на Луне

У нас свободное время было. Я сидел в общей комнате, никого не трогал. Там радио играло, как обычно, какую-то попсу. Ну и тут один парень, Али, взял и переключил на классический канал. Нет, он на самом деле только рэп слушает. Просто пацаны тут видели, как я "Играй за жизнь" смотрел, каждый выпуск, когда конкурс по телеку показывали. Ну и дразнили меня Моцартом, хотя, какой, блин, из меня Моцарт?! Я же за всей этой бодягой из-за Лэрке следил. Да ты сама знаешь, она конкурс выиграла и теперь типа звезда. Ребята знали про нее — пришлось им рассказать про мою "кэрсте", чтобы они на гандбол или еще какую фигню не переключали. Даже болели мы за Лэрке всем отделением и победу праздновали вместе. Короче, тут, в "Форте", пацаны нормальные, хотя большинство и торчки.

Ну, так вот, врубает этот Али "Радио Классика" — так, для прикола, типа Моцарта порадовать. То есть меня. А там джаз, понимаешь? Якоб факинг Андерсков. Я говорю Али, выключи, мол. А тот ржет только, не догоняет нефига. Встал я тогда, подошел к радио, сам вырубил. Так этот придурок жмет на кнопку опять и гы-гы-гы. Смешно ему, видите ли, что меня от джаза клинит. В общем, расхерачил я радио и мебель еще кое-какую поломал. Али-то заткнулся, но меня сразу заперли, а потом в кабинет. Разбираться, как и чего. Ну, я про Себастиана объяснил. Что у него любовь была к перкуссии, струнным и фортепиано. А к чему у него еще любовь они и так уже знали, из моего личного дела, да из бесед.

Короче, они сказали, что я, конечно, виноват, но что вроде как это у меня какой-то синдром, не помню как называется. И еще сказали, что это хорошо, что я им про джаз рассказал. Это, мол, большой прогресс, что я про такие вещи стал рассказывать. И за радио даже не ругали. Потому что типа лучше я его раздолбал, чем если бы Али в морду вмазал. Типа я могу свой гнев контролировать.

Не знаю, насчет гнева. Может, если бы Али-то не отскочил, то и ему бы досталось. Он меня побаивается с тех пор. Но вот что мне стало проще рассказывать о том, что случилось — это правда. Не думаю, что я кому угодно мог бы это доверить, но тем взрослым, которые со мной работают, — могу. И тебе, конечно. И Лэрке, может быть…

Так вот, если меня все-таки переведут отсюда, то придется переезжать. В "Форте" нету открытого отделения. Хорошо, если бы недалеко. У ма сейчас хорошая работа в Копенгагене. Она там теперь живет из-за меня — чтобы удобнее было навещать. Познакомилась быстро с местными русскими и устроилась в магазин, сумками торгует. Помогли ей, короче. Но если меня снова на Ютландию переведут, то, боюсь, она все бросит и за мной поедет. Да, ты как раз спрашивала в одном из писем, удалось ли моей маме получить постоянный вид на жительство. Так вот, с этим теперь все в порядке. Я уже писал, что одна из бывших коллег Себастиана взялась за дело ма — бесплатно. Ну, вроде как фирма решила, что они тоже в ответе за то, что с нами случилось, и обязаны помочь. Ведь на суде что выплыло? Что мамин юрист Севе информацию про маму и меня слил, хотя Сева вообще корпоративным правом занимался. Это они, называется, за ланчем поболтали. Так что Себастиан мать с самого начала из-за меня стал обхаживать — фотку мою паспортную в ее деле увидел. Дело-то, конечно, ему приятель не показывал, это Сева уже сам подсуетился. Но хмыря, что тогда мамино дело вел, уволили все равно нафиг. Разве что лицензии, как Севу, не лишили. А зря.

Я вот опять перескочил и забыл уже, с чего начал, так что уж расскажу сразу про суд. То есть, ты наверняка знаешь, что Себастиану шесть лет дали, ты ведь писала, что следишь за новостями. Только я в общем не про тот суд хотел сказать. В газетах-то точно не объясняли из-за чего заседания несколько раз откладывались. А подонок заразился от наркоманского шприца. Жаль, что не ВИЧ, гепатитом только. Но прихватило его все равно в полный рост. Ма сказала, что он теперь всю жизнь будет мучится, что здоровье гад потерял.

Ты вот меня спрашивала, сожалею ли я о том, что сделал. Раскаиваюсь ли. Я долго думал, как на это ответить. Сожалею? Да. Мог ли я тогда поступить иначе? Нет. Понимаешь, я той осенью был, как беговая лошадь — пистолет выстрелил, и я вижу только трек прямо перед собой, потому что на глаза шоры надеты. Нету других путей — ни вправо, ни влево. И надо просто бежать — бежать, пока не победишь, или не лопнет сердце. Теперь-то я знаю, что возможности были. Ты вот и сама писала — почему я ничего не сказал тебе раньше? А я не видел тебя. Ты просто была одна из них. Взрослых-которые-все-равно-мне-не поверят-и-которым-плевать.

А теперь… Раны на шкуре у Себастиана зажили, только шрамы остались. А у меня они никогда не заживут. Когда я ему спину резал, я себя резал. Теперь я это знаю. Но объясняю наверное непонятно. Иногда мне кажется, что все будет хорошо. Что я выйду отсюда, доживу в детдоме последнюю пару лет и стану свободным. Смогу жить, как захочу. И никто не будет мне указывать, брить мне волосы на башке или отращивать, чтобы скрыть татуировку.