Джек на Луне

— Это я вижу, но что она делает на полу?! И моя миска к тому же! Я в ней омлет взбиваю. И вообще, устроил помойку в комнате, не проехать, не пройти. Пока не приберешься, завтрака не получишь! — и ма ушла, хлопнув дверью. Миска ушла вместе с ней.

Следующей ночью я затащил в постель макбук и тупо мочил каких-то онлайновых монстров. Вымотался, честно говоря, за день страшно: отчим таскал нас на Небесную Гору, самый высокий бугор Дании, куда, конечно, залезть можно только пешком. Потом было плавание по Божье реке на антикварном колесном пароходике, где Себастиан втихаря тискал меня на палубе, наплевав на бога. В общем, монстры выигрывали, веки у меня опускались, и тут я снова услышал звуки из коридора. Нет, сначала вроде где-то наверху дверь скрипнула, а потом — шаги. Наверху — это значит, в башне?

Я отложил комп и весь превратился в уши. Сижу и думаю: так, это Себастиан или снова глюк? И если все-таки сейчас ко мне вопрется отчим, то я — что? Заору? Или по кочерыжке его макбуком грохну? А может сразу подарочком Якоба? Короче, вылез я на цыпочках из постели, книгу цап и шмыг к двери. Прижался к стене, затаился, не дышу. Звездное небо над головой. С той стороны тоже все тихо. В общем, выдержал пару минут, а потом нервы сдали, и я рванул дверь на себя.

Выглядываю — никого. Свет горит, но это он, может, от моего движения зажегся. Осмотрелся, вижу — дверь в спальню предков приоткрытая стоит. Не знаю, что меня дернуло, но я туда поперся. Прокрался по коридору в стиле ниндзя. Слышу, что-то внутри пыхтит со всхрипами. Все, думаю, пипец. Отчим главную женскую особь мочит, блин, как обещал. А потом в башню трупак, к остальным жертвам.

Короче, я уже не дышу. Нос в щель засунул и вижу: Себастиан в лунном свете мать обрабатывает. Она лицом в матрас, он сзади, мордой к двери, то есть ко мне. Она, судя по движениям, очень даже живая. Я чуть небо не потерял, в глазах — только мамин белый попец и отчимова зверская морда. Начинаю тихонько давать заднюю скорость, бухаю книгой о косяк. Себастиан отрывает взгляд от своего дела и, не останавливаясь, смотрит на меня. Смотрит, трахает и ухмыляется. Вот оно, типа, твое скорое будущее, рыбка Немо.

На следующий день мы собирались в Каттегат Центр — это Океанариум такой, кто не знает. За завтраком, когда отчим вышел отлить, я спросил мать насчет задвижки на дверь. Она внимательно посмотрела мне в морду и отложила свой рундштюк[11] с маком:

— Интересно, а от кого ты собираешься запираться? И зачем?

— Я вырос уже, — говорю, как советуют в тырнете. — И стесняюсь, — мне даже удалось реально покраснеть, потому что перед глазами сами собой всплыли сияющие в лунном свете мамины булки. Те, что без мака.

— Стесняется он, — фыркнула ма. — А глаза чего красные, как у кролика? И таскаешься нога за ногу, еле-еле. Ты что думаешь, я не замечаю ничего? Сева нас и туда возит, и сюда, старается, хочет развить тебя культурно. А тебе ничего не интересно, я же вижу. У тебя одно на уме. И я знаю, что, — и смотрит на меня, не мигая, как удав.

Я офигел, сижу, мозгами от бессонницы еле ворочаю. Думаю: блин, неужели догадалась? У меня аж пятки похолодели, а от облегчения — поджилки дряблые.

— Это дурь твоя, вот что! — мать палец на меня наставила вроде пистолета, шипит. — И где ты только ее берешь? Хочешь в комнате запираться, чтобы там кайф ловить со всеми удобствами? Не выйдет!

Под стол я не упал только потому, что крепко за него держался. Дар речи ко мне вернулся вместе со злостью.

— Какая дурь?! — говорю. — Ты что, видела ее? Или унюхала?

— За идиотку меня держишь?! — она уже орет. — Та самая, что ты в своем бардаке прячешь.

— Ничего я не прячу! — я тоже ору. — И бардака у меня нет! Я тогда еще все убрал, когда на тебя звездное небо рухнуло!

— Ах, небо?! — ма откинулась на спинку стула, сложила руки на груди. — Все. С этим пора кончать, — и с места в карьер, то есть к лестнице.

— Ты куда? — я за ней.

Короче, все как обычно. Доброе утро в дурдоме Ромашкино. Только Себастиан к этому еще не привык. Прискакал на звуки грозы из сортира. Хлопает на нас глазами.

— Катюша, что происходит?

Ма прыг ко мне, ухватила за вихор, морду к отчиму поворачивает:

— Вот! Видишь, на кого он похож?

Отчим спокоен, как око бури, изучает мой фейс:

— На тебя, дорогая?

— На наркомана! — она выпустила меня, треснув по затылку. — Он прячет в комнате траву!

— Траву? — Себастиан хихикнул. — Зачем?

Ма сообразила, что опять перевела с русского буквально:

— Не траву, эту… Марихуану. Хэш, — и театрально затянулась воздухом.

Отчим нахмурился:

— Джек, это правда?

Так. Здесь тоже заштормило.

— Вранье, — говорю, — все это. Не шмаляю я больше.

Тут ма совсем завелась:

— Это кто врет? Я вру? А ну, пойдем! — хвать меня за шкирку и тащит наверх. Себастиан топает сзади:

— Катюша, ты куда?

Мать ворвалась в мою комнату, меня к стеночке прислонила, стоит, озирается — прямо бык на корриде, и дым из ноздрей. Ко мне поворачивается:

— Лучше сам скажи, куда спрятал, а то хуже будет.