Сделал ту комбинацию пауэр-мувов, для которой хватило места. Чуть не снес ногой раковину нафиг, но повезло, промахнулся чутка. Вскочил, цапнул телефон — у пацанов глаза по пять крон, челюсти до пупка отвисли — и за дверь. Короче, это сделало мой день. Ржать надо мной больше не ржали, только шептались по углам.
На большой перемене ко мне подкатила девочка Адамс. Я сидел во дворике в гордом одиночестве — одноклассники активно питались, а мне жрать было нечего. В спешке забыл приготовленной матерью фрокост[15]
дома.— Привет, — Адамс уселась на скамейку рядом со мной, закинув друг на друга жирные ляжки. — Ты уже поел?
Я мотнул головой.
— Хочешь, пойдем вместе в столовую?
— Не, — говорю, — я дома жратву забыл.
— А у нас буфет есть, — Адамс радостно сверкнула брекетами. — Пиццу можно купить или сосиски в тесте.
— Бабло я тоже забыл, — вру.
— Я могу одолжить, — и сует мне такая мелочь потной ладошкой.
Мило. Теперь меня еще девчонка содержать будет.
— Нет, спасибо, — говорю, а у самого в животе бурчит, как я мышцы не напрягаю.
Она засунула разочарованно деньги в карман. Посидела немножко, ногой поболтала. Потом спрашивает:
— Ты бутерброды с колбасой любишь? — и достает из сумки розовую коробку со звездочками. Довольно увесистую. Я принюхался.
— Ну.
— Давай я тебе свои отдам? А то мне пиццу хочется. Жаль будет, если они зря пропадут.
Я призадумался. А что? Бутербродами я ей всегда отдать смогу, надо будет только двойную порцию намазать.
Короче потопали мы вместе в столовую. Розовую коробку Адамс не выпустила из когтей, пока хавчик не купила. Пришлось отстоять с ней очередь в буфет. Вижу, одноклассники на нас пялятся, но мне пофиг. Потому что, единственный человек, который для меня важен, сидит себе за столиком, пьет сок, книжку читает и на меня — ноль внимания, фунт презрения.
Когда я наконец впился зубами в колбасу, Наташа — так, оказалось, звали сестру рыжего, — сообщила, глядя мне в рот:
— Зря ты с Томасом Паровозиком сел.
— Паровозиком?
А бутеры ничего оказались, хотя масла многовато на мой вкус.
— Ну да, все его так называют.
— Почему? — я машинально поискал глазами скопление прыщей, но в столовке соседа по парте не обнаружилось.
— У него голос такой мультяшный, ты заметил? А еще он длинный и вихляется весь, когда ходит — как поезд. Паровозик Томас и есть, — кусочек ветчины застрял у Адамс между брекетами и она незаметно пыталась его вытащить ногтем.
Я засунул в пасть остаток бутерброда:
— Допустим. И почему это я не должен с ним сидеть?
Наташа протянула мне кусок пиццы, но я тряхнул головой.
— Его же гнобят все, — пояснила она, чавкая плавленым сыром. — Он — противное тупое чмо, в прыщах и воняет. — Она отхлебнула какао из бутылки и смущенно затрепетала реcницами. — Ты лучше со мной садись. Я списывать даю.
Во как! По ходу здешняя колбаса мне дорого обходится.
— А больше, — говорю, — ты ничего не даешь? — И смотрю в упор.
Ф-фух! Наташа вспыхнула, как костер на Санктханс[16]
, который бензином облили и спичку бросили. Сидит, губами хлопает, а звука нету.— Ну, я тогда с Томасом останусь. Спасибо за колбасу и… усы от какао вытри.
Остаток дня Адамс таскалась за мной, как тень. Подходить не подходила, но взгляды ее я то и дело на себе ловил. Мне же больше всего хотелось поговорить с Лэрке, но я не решался. Девчонка меня явно игнорила, и потом: может, она стыдиться меня? Я бы понял. И не хотел на людях к ней лезть.
Уроки у нас кончились около двух. Выкатился во двор пораньше, вытащил байк из-под навеса и занял стратегическую позицию у дорожки в город: типа весь деловой, цепь подтягиваю. Около меня тут же Адамс нарисовалась.
— Джек, а хочешь, заедем к нам на кемпинг? У нас гольф, теннисные корты, бассейн, зал компьютерных игр… Если ты вместе со мной, всем можно пользоваться бесплатно.
Нет, эту настырную ничего не берет! У меня уже на языке какая-то грубость вертелась, но тут я увидел, что Лэрке из школы выходит — такая непохожая на всех остальных, хрупкая в своей длинной юбке и белой кофточке, что у меня сердце защемило.
— Извини, Наташа, — решил отделаться от Адамс по быстрому. — Не могу сегодня. В другой раз как-нибудь.
Она от радости чуть брекеты не потеряла, а я на велик взлетел и от нее подальше. Потом притормозил, пристроился за Лэрке в хвост. А чо? Все норм, нам же в одну сторону домой. Постепенно мы остались одни — остальные ребята посворачивали, отстали или укатили вперед. Мы выехали из города, свернули на дорожку вдоль озера, и тут я решился ее нагнать.
— Привет, — говорю.
Она крутит себе педали, смотрит прямо перед собой. Будто это ветерок в ветвях прошумел, или утка крякнула.
— Я знаю, ты хочешь говорить только о важном. Поэтому я начну сразу с важного.
Лэрке рулит, мягкие волосы летят назад, открывая нежное розовое ухо.
— Не думай, что я пристаю. И если ты со мной не хочешь разговаривать — твое право. Я просто хочу извиниться. За то, что был таким придурком, там, на кургане.
Покосилась она на меня, или мне почудилось?
— Я не должен был так с тобой говорить. Я ведь тебя совсем не знаю.