Джек на Луне

Мне пришлось заткнуться, потому что нам навстречу колесило семейство — мама, папа и двое мелких, на одном шлем в виде динозавра, на другом — тигриная голова. Мы уступили выводку дорогу, и я продолжил:

— Только я все еще думаю, оно неправильное, твое решение. Ты обязательно должна жить, Лэрке. Долго. И счастливо.

Она замедлила ход, пока совсем не остановилась. Я тоже затормозил. Тут она в первый раз за весь день по-настоящему на меня посмотрела. Со странным таким выражением на лице — как у человека, который долго-долго искал зарытое сокровище, нашел, открыл сундук, а там… ну не знаю, яйцо динозавра вместо изумрудов.

— Счастье? — Лэрке очень старательно произнесла это слово, будто я был глухим и читал по губам. — Ты веришь, что это возможно?

— Я был счастлив там, на холме с костями.

Говорил я, не думая, потому что знал — включу мозги, и все, пропаду, изгажу все.

— Почему именно я? — она изучала мои глаза, а я тонул все глубже между зеленью и ультрамарином, и все тело тянуло сладко, будто засасывало в слив ее зрачков. — Прямо сейчас в мире умирает больше сотни людей. Дети. Герои. Святые. Почему я должна жить?

— Фак героев, — говорю. Блин, почему у меня между ног все еще гребаный велосипед? — И святых. Ты особенная. Для меня. Думаю, я смог бы убить того, кто причинил тебе боль.

Лэрке усмехнулась невесело, одним уголком рта:

— Думаю, им пришлось бы занять к тебе очередь.

Я бросил велик на дорожку. Шагнул к ней, руку на руль положил.

— Я серьезно говорю. Мне все равно уже. Если тебя обижает кто-то… Если это выход… Ты только скажи мне, кто он.

Она помолчала немного, будто серьезно взвешивала такую возможность. Думаете, мне было страшно? Нефига. Думаете, я бы сочковал, если бы она назвала тогда имя? Не знаю. Честно. Меня будто вштырило тогда, просто от одного разговора с ней. Сказал бы раньше кто, что бывает такое, я бы первый этого идиота послал.

Лэрке вздохнула, провела пальцами по рулю, стряхивая мою ладонь:

— Для меня это — не выход. Выход — побег. Смерть — побег. Разве ты никогда не думал об этом?

— Думал, — говорю. — Но меня всегда что-то держало.

— Что? — снова она в глаза мне заглядывает, а у меня уже земля из-под ног плывет от ее близости, от запаха чистоты и цветущего бабочкина куста.

— Не знаю. Боялся… сделать больно другим.

— Даже если тебя бьют, издеваются, насилуют, даже если ты ночью кусаешь подушку от боли и плачешь в нее?

Блин, это же мои слова, одно в одно!

— Я… это так сказал, — отвел глаза, и будто холодная тень между нами скользнула. Как облако на солнце нашло. — В переносном смысле.

— Я так и поняла, — тихо сказала Лэрке. — В переносном смысле.

Села в седло и поехала. Я стою посреди дороги, как дурак, пялюсь ей вслед. Факинг Себастиан! И тут он мне все поломал!

— Лэрке! — она не обернулась на крик, но я продолжал. — Ты всегда можешь рассчитывать на меня, слышишь? Если тебе плохо… Или помощь нужна. Ты знаешь, где меня найти!

И все. Она исчезла за поворотом.

Почему-то я думал, что теперь, когда пошел в школу, отчим отстанет от меня.

Вечер, и правда, прошел хорошо. Мать рассказала о своем экзамене, я — про то, как опоздал на уроки. Вместе поржали над разными носками. Потом смотрели новый датский сериал, детектив вроде, уже не помню. Сева сделал попкорн, которым мы обожрались, а остатки пустили на снаряды в диванной войнушке. Победила ма. Короче, все как у всех, идеальная семья, ячейка общества.

Заснул я почти сразу. И оказался в ванной на втором этаже. Джакузи была наполнена горячей водой и бурлила, пуская пар. Подсветка мигала, окрашивая пузыри голубым, розовым и зеленым. Лампочки в потолке не горели, только свечи в стеклянных стаканчиках бросали на стены дрожащие блики. Дверь открылась, заставив пламя панически метнуться, но тут же закрылась снова. В ванную вошел Якоб. Я видел его в запотевшем по краям зеркале, но сразу узнал. На нем были только футболка и трусы.

Пацан поежился, будто мерз. Снял одежду и аккуратно сложил около ванны. Он был хрупкий, с тонкой талией и узкими бедрами, очень бледный и без растительности на теле. Потом он залез в джакузи. Сначала просто лежал, откинувшись затылком на край и прикрыв глаза. И вдруг скользнул вниз — медленно так, спокойно. Типа нырнул. Под пузырями и цветными вспышками мне было мало что видно, да и стоял я будто в стороне. Думал, вот вынырнет он сейчас, отдуваясь и отфыркиваясь, — обычный мальчишка, играющий в ванне. Но все оставалось тихо, жутко тихо, только механическое жужжание насосов и бульканье воды.

Потом картинка стала наползать, словно я подходил ближе, или на джакузи наезжала камера. Вот я уже смог заглянуть через край.

Якоб лежал на дне, лицом вверх. Струи воды шевелили его волосы, вокруг носа скопилось ожерелье пузырьков, меняющих цвет — голубой, розовый, зеленый. Рот был приоткрыт, глаза тоже. Они смотрели прямо на меня — не двигаясь и не мигая. Мой взгляд в панике скользнул ниже. Его руки будто тянулись к поверхности, безвольные кисти почти всплыли. Маленький член торчал вверх и бился под ударами боковой струи, как розоватая рыбка на крючке.