— Послушай меня, малыш, — пальцы отчима вцепились мне в подбородок, задирая голову. Суженные глаза оказались совсем близко от моих, распахнутых от страха. — Речь идет не об этом идиоте, которому давно на пенсию пора. Речь идет обо мне! О репутации, которую подорвал ты, малолетнее ничтожество! — он отшвырнул меня так, что я ударился спиной о край стола.
Заходил по комнате:
— Ты понимаешь, каким дураком ты меня выставил перед всеми?! Директором, учителями… Я-то думал, что у меня все под контролем. Что я знаю, чем ты живешь и дышишь. И вот меня спрашивают: "А где Джек был такого-то и такого-то?" "Как где? — говорю я. — В школе, конечно!" И мать то же подтверждает. А что мне сообщают?! Я спрашиваю, что мне сообщают! — он уже орет мне в лицо, брызгая слюной. Глаза белые, и стоит в них только одно — насилие. — Отвечай!
— Что я про… — я сглатываю. Пересохшее горло отказывается производить звуки. — Прогуливал.
Себастиан отстраняется. Жрет меня взглядом с потрохами, точно решает, под каким соусом я буду вкуснее.
— И где же ты был, малыш Джек? — вкрадчиво спрашивает он. — И почему не рассказал об этом папочке?
Я молчал, вцепившись в край стола за своей спиной так, что твердый кант врезался в ладони.
— Мы же договорились, что ты будешь мне все честно рассказывать. Так где же твоя честность, Джеки? Где твоя честность?! — Себастиан орет прямо в ухо, его пальцы вцепляются мне в пах. Они как сталь, и я сгибаюсь от боли. Под закрытыми веками вспыхивают огненные молнии.
Я знаю, что он будет мучить меня, пока не сломаюсь. Что помощи от матери ждать нечего: даже если она и вмешается, услышав мои крики, это мне же отольется. Потом, на башне. Поэтому я вру. Я хнычу и прощу прощения. Обещаю извиниться перед математиком. Обещаю не пропускать уроки. Обещаю, пока он не затыкает мне рот. Есть много способов просить прощения у Себастиана.
В следующий раз я вижу Медведя на физике. Это один из трех предметов, которые он преподает. Старый пердун набрасывается на меня, как только начинается урок. Он осторожнее в выражениях, чем обычно: боится, что снова запишут на телефон или снимут, и он уже не отвертится. Но он требует извиниться. Или выйти за дверь.
В классе тихо. Все смотрят на меня. Все, кроме, конечно, Лэрке. Я думаю о ней. Как она стоит у доски перед ржущими одноклассниками и показывает розовый, напоминающий бутон бугорок на картинке. Я думаю, что у нее есть точно такой же, и как бы она отреагировала, если бы я коснулся его губами. Тогда мне становится плевать на старика Бьярне с его играми во власть, на ожидающих моего унижения ребят. Я спокойно говорю:
— Извините, — в несгибаемую спину Лэрке.
Кто-то свистит, кто-то гогочет, но она оборачивается, и мы встречаемся глазами. В ее взгляде раскручивается трехцветный серпантин, мягко оборачиваясь вокруг меня, затягивая в праздничную глубину. Уголки ее губ дрожат и растягиваются в улыбке. Она высовывает руку в проход и незаметно поднимает большой палец. Блин, неужели мне наконец удалось ее впечатлить?!
А потом была физра. Я по-спринтерски переоделся в спортивное, хотя знал, что это еще цветочки. После урока мне предстоит душевая.
Ханс, увидев меня в первый раз на своем занятии, глумиться не стал, просто указал мне место в строю, по росту. Ладно, хоть этот оказался человеком. Я встал между Брианом и Матиасом, и мы потрусили по кругу. На улице лил осенний дождь, так что занимались мы в зале. Играли в баскет — парни против девчонок. Только парней у нас в классе больше. Вот и стоим — в одной команде семь человек, а в другой всего пятеро.
Ханс такой:
— Так, ребята, кто к девочкам пойдет?
Ну, пацаны все, ясно, бугага, у нас девочек нет. Андреаса попытались выпихнуть, как самого мелкого, но он отпинался. Короче, физруку надоело это все, он и говорит:
— Ну тогда Джек пойдет. Это ему штрафной будет, за прогулы.
Нашел, мля, крайнего! Ну и чо? Пошел я. Парни ржать, а Адамс на мне повисла и в рот языком. И Вильяму с подлипалами фак показывает. Чиксы все прыгают, визжат, сиськи трясутся, настрой боевой. Название команде придумали "Гончие ада". Нормальные, да, у нас в классе девочки? Парни себя нарекли "Деструкторами", и я понял, что сейчас что-то будет.
Лэрке со своей рукой сидит на скамейке запасных, делает вид, что все ей пофиг, кроме шнурков на кедах. Андреаса туда же отправили — из-за роста, и физрук дунул в свисток.
Короче, это надо было видеть. Я себе локоть ободрал о зубы Вильяма. А мне Каспар, который играл в своей придурочной шапочке, засветил мячом в лоб. Главное, чего мне-то? Это ж Томас ему насосом… Ладно, выиграли "Гончие" с преимуществом в три очка. Пацаны в душевую повалили злые, как черти. У меня сразу нехорошее предчувствие появилось, но делать нечего. Назвался, как говорится, крутым, полезай в кузов.