Я дождался, когда все разделись. Думаю, пусть там пара побольше поднапустят. Я в уголок куда-нибудь втиснусь, на меня внимания никто и не обратит. Ага, как же! Зашел я в душевую, а там шесть головок всего — три у одной стенки и три у другой. Ни перегородок, ничего, как водится. Ладно, хоть плесени нету, как в старой школе, и чистенько все.
Пришлось мне Томаса подвинуть чутка — он не возражал. Выдавил мыла из бутылки, шлепнул на грудь, и вот тут началось:
— О! Наша девочка пришла! — это Вильям забыл, как чувствуется велосипедная цепь по ляжкам.
— Ага, прыщи Паровозику на спинке подавить! — Бриан, сволочь!
— Эй, детка, а у тебя еще ничего не растет, или это ты так гладко бреешься?
Вот тут меня и переклинило.
"Сами виноваты, — мелькали обрывки мыслей у меня в голове, пока я шел через душевую. — Могли бы просто оставить меня в покое. Просто оставить…"
Дальше места для мыслей уже не осталось.
Опомнился я, когда увидел кровь. Она стекала вниз по белому кафелю, и ее размывала хлещущая из душевой головки вода. Страшно мне стало не от вида светлевших красных полосок, а от того, что я не знал, откуда они. У моих ног что-то хлюпало. Это был Каспар, скрючившийся в позе зародыша. Струи воды били его по боку и плечу, разлетаясь крупными блестящими брызгами. Шапочку он снял прежде, чем пойти мыться, и с коротких темных волос теперь струилось розовое. Кажется, это он крикнул: "Детка!".
Я оглянулся кругом, и меня охватило чувство нереальности происходящего. Будто я вижу сон. Шипит под напором вода, лупя по кафелю. Помигивает перегорающая лампочка под потолком. Поток, бегущий к стоку, ржавый, будто кто-то в нем кисточку вымыл, но становится бледнее. И никого. Только голый человек у моих ног пытается подняться, но подламывается на руках.
А потом дверь с треском распахнулась, и внутрь влетел физрук. За ним — полуодетые парни. Крики, девчачьи визги из коридора, мат — апокалипсис, короче. Хэнс на меня орет, а я звук слышу, но понималка отключилась. Не могу расшифровать сигнал. Улыбаюсь тупо и отступаю. Смотрю, ребята Каспара поднимают, волокут наружу. Андреас придерживает дверь, за ней — лица девчонок: любопытные, испуганные, брезгливые. И разноцветные панели смартфонов.
И тут физрук дотронулся до меня. Схватил за плечо, видно, вывести хотел из душевой. Хорошо, что оно мокрое было, и я вывернулся легко. А то бы и ему вмазал. Выскользнул из его пальцев, проскочил мимо и в дверь. Там визг, все врассыпную. Я тряпки свои схватил в охапку и бегом. У кого-то телефон из руки выбил, но остальные продолжали снимать. Звездец, короче.
Выскочил в коридор, наткнулся на кого-то и на пол полетел. Спиной так хрястнулся, что слезы из глаз. Но сквозь слезы вижу — Лэрке! Везунчик я. Вечно перед ней падаю. На этот раз, для разнообразия, голый. Я думал, она завизжит, как остальные, или телефон вытащит. А она руку мне подала, на ноги вздернула и бежать. А руку не отпускает. Короче, влетели мы в какой-то закуток, а там дверь. Подсобка типа. Швабры, тряпки, ведра, тележка уборщицы. Она меня внутрь воткнула, сама заскочила и дверь захлопнула.
Слышу — снаружи топот, вопли, голоса возбужденные.
— Не, ты это снял?
— Не успел, блин, Луиза зато снимала.
— А мой смартфон этот факинг ушлепок разбил! Вон какая трещина…
— Луиза, скинь файл, будь найс.
— Оба, бли-ин, массакра в душе, дубль один! Голливуд отдыхает.
— А ты голого его заснять успела?
— Только сзади, писс! Андреас, остолоп, блин, своей тушей все закрыл.
Потом все рассосалось, стихло. Я понял, что стою, тесно прижавшись к Лэрке. На мне — ни нитки, только кучка шмоток, зажатая между нашими телами. Сзади я упираюсь в полки, она — в швабры и дверь.
— Джек, во что ты опять влип? — спросила она, глядя на меня с укором. Лэрке была ниже меня, и ей приходилось смотреть снизу вверх.
— Не знаю, — пробормотал я. — Но я бы влип в это снова, лишь бы оказаться тут… рядом с тобой.
— Ну и дурак! — дверь распахнулась, мелькнула красная юбка, пахнула сирень, и я остался один.
Обмани меня
Я сидел в комнате у Томаса и отпивался горячим чаем. Ждал его около дома целый час — после физры у нас был еще немецкий. Задрыг весь. Особенно ноги. Я обнаружил, что забыл кеды в раздевалке, только когда оделся в подсобке. Вернулся за ними потихоньку — а тютю. Нету их.
Паровозик сидел у письменного стола, молчал и испуганно смотрел на меня большими телячьими глазами. Выглядел он чутка косо и расплывчато. Не, с Томасом как раз все было в порядке. Это мне какая-то сволочь в глаз вмазала, только я в пылу боя и побега этого не заметил.
Вдруг Паровозик спохватился и полез в мой рюкзак, который прихватил с собой из школы:
— Э-э… кеды твои… — Он вытащил на свет мои "олл старз". — Я их тоже из раздевалки забрал. Думал, в классе тебе отдать. Извини.
— Ничего. Спасибо, — я поставил чашку на тумбочку у кровати и натянул плед повыше на ноги. Тотте, использовавший складки, как полосу препятствий для солдатиков, раздраженно стукнул меня по коленке.
— Сиди тихо, Джек!
— Есть сидеть тихо! — поднял я руки вверх.