Джек на Луне

В кухне на мать наткнулся. Сначала подумал, это снова Якоб — только на этот раз вырядился, как труевое привидение, в белую рубашку до пят. Потом вижу — нет, волосы темные, всклокоченные, под глазами круги. Это ма выступает в роли Женщины в Белом. Меня увидела, снова за сердце схватилась:

— Женька, ты чего тут?!

— А ты чего? — бурчу.

— Спать не могу. Уже и корвалол накапала, и валидол под язык… А все равно вся на нервах.

Кончилось все тем, что она легла на диване в гостиной. Я ее пледом укутал и читал вслух, пока не заснула. Это у нас фишка такая с детства: я когда буквы складывать научился, сам маме читать начал, когда она меня укладывала. А она, уставшая после работы, сидит-сидит на постели, да и заснет. Эти самые сказки на ночь стали для нас вроде как колыбельной для мамы. Только на этот раз вместо сказки я какой-то женский журнал читал по-русски — он ма от теть Люси достался. Одна статейка, кстати, была очень полезная: "Что может испугать женщину на первом свидании". У меня даже боль в башке немного унялась. Когда мама отрубилась, еще посидел с ним немножко — чисто просветиться, и спать поплелся.

На следующий день мать все еще плохо себя чувствовала и даже на датский не пошла. Я проспал, бутерброды себе намазать не успел. Поэтому когда из школы пришел, попер первым делом на кухню — потрошить холодильник. Стою, запихиваю в рот ветчину, и вдруг мать как заорет над ухом:

— Ты что, не слышишь?!

У меня кусок так и выпал.

— Нет, — говорю. А это правда чистая. В ухе пищит только, все звуки — как через воду.

А она пошла гнать: издеваешься над матерью, стакан воды не подашь, нарочно изводишь, смерти моей хочешь. Короче, старая шарманка. Я тогда еще не забеспокоился. Ясно, что мать с катушек слетела, но и повод в общем-то был. Но вот когда на следующий день я ее на диване нашел, завернутой в три одеяла, нечесаной, бледной — только под глазами синь, то колокольчик где-то зазвонил.

— Мам, — говорю, — тебе бы к врачу надо. Серьезно.

А она только рукой на меня махнула зло, как на кусачую муху:

— Какие врачи, Жень?! Зря потащусь до самого города, а он мне: "Пейте ромашковый чай и съешьте панадол"! Так я и без врача лечиться могу. Ты бы лучше мне нервы трепать перестал, а то живу в сплошном стрессе!

Так что по дому до прихода отчима я ходил на цыпочках. Дверью хлопнешь — ор. Чашку со стола не убрал — вой. Кофе не так сварил — так мне термос в башку чуть не прилетел, еле успел пригнуться.

Когда Себастиан заявился — позже обычного, на работе совещание какое-то было — я сразу к нему. Объясняю, что мать заболела, что ей к врачу надо, только она уперлась. А он мне спокойно так:

— Есть у меня лекарство, которое ее вылечит. Дать? — а у самого насмешка в глазах.

Я просек, что чего-то тут не так, но смотреть, как мать мучается, тоже уже мочи нет.

— Дай, — говорю, — если ты уверен, что ей поможет.

Ну, он таблетки припер, уговаривает ма две выпить — типа датское успокоительное. Она слопала их. Смотрю — блин! Пузырек-то тот самый! Это же снотворное, которые я в толчок однажды спустил!

— Себастиан, — отвожу отчима тихонько в сторону, а самого трясет, — надо поговорить.

А он мне:

— Подожди немного, — и глазами на ма показывает.

Я думал, она заснет — после двух-то бессонных ночей — а нефига. Успокоилась только, повеселела и на кухню поскакала — аппетит у нее, видите ли, прорезался.

— Вот теперь, — говорит Сева, — поговорим, — и в кабинет свой меня затолкал.

Дверь только закрылась, я на него:

— Чего это такое сейчас было?

А отчим улыбается, как кот на сметану:

— А ты не догадался, Джек? Я-то думал, ты опытный по части "дури" — так вы, молодежь, это называете?

Я так и сел. На край стола.

— Но это же просто снотворное. Или нет?

— Снотворное, — покивал Себастиан. — Но оно тоже вызывает привыкание. При длительном употреблении.

Я попытался быстренько подсчитать, как долго отчим кормил мать этой дрянью. Ёпт!

— К тому же, оно вызывает толерантность в течении двух недель, — Сева поднял со стола карандаш, попробовал грифель на кончике пальца. — Так что дозу приходится повышать.

Я представил себе, как бросаюсь на Себастиана, вырываю из рук карандаш и с размаху всаживаю ему в глаз так, что острие втыкается в мозг.

— Если же резко перестать применять препарат, — отчим взял со стола точилку и принялся аккуратно вращать пластиковую рукоятку, — возникает синдром отмены. Первые двое суток еще ничего, — он внимательно осмотрел результат своих трудов — иголочно-острый грифель. — А на третьи могут наступить судороги, бредовое состояние, психоз. Даже эпилептический припадок. Представь себе, Джек, — он наконец посмотрел на меня. Так же спокойно, как преподаватель, читающий лекцию на кафедре, — что будет, если твоя мама окажется в это время дома одна.

Я все-таки ударил его. Точнее, попытался. Отчим увидел все по моим глазам и был готов. Перехватил мою руку, вывернул, вбил мордой в стол. Навалился сзади и шипит: