— А почему не смертельный выстрел, совершая который, стрелявший промахнулся?
— Потому что в этом случае стрелявший мог бы выстрелить снова, уже наверняка. Он подошел бы ближе и выстрелил этому парню в голову. Но он этого не сделал. А вот оказать ему помощь пытался.
— И?..
— И понял, что его попытки безуспешны. Тогда он запаниковал и убежал прочь, оставив этого парня умирать. И произошло это быстро.
— Стрелявший был солдатом?
— Совсем не обязательно.
— А у кого еще могут быть военные перевязочные материалы?
— Да у любого, кто посещает магазины распродажи избыточных армейских запасов.
Деверо повернулась и встала спиной к трупу. Подняв руку, она вытянула ее, указывая на правую часть горизонта, и сделав короткий взмах, спросила:
— Что вы видите?
— Келхэмский периметр.
— Я же говорила вам, — с отчаянием в голосе произнесла Элизабет. — Они ужесточают режим в запретной зоне.
Деверо направилась зачем-то к машине, а я остался стоять на месте и рассматривать землю возле своих ног. Земля была мягкой, и на ней отпечаталось множество следов. Следы погибшего образовывали круг, но походка его была нетвердой; некоторые следы вдруг оказывались направленными назад, как в старомодной танцевальной партитуре. Их круговая последовательность заканчивалась там, где он лежал. Вся земля вокруг нижней части его тела была утыкана круглыми вмятинами, оставленными коленями; там стрелявший в него впервые сел на корточки, а потом опустился на колени и попытался оказать помощь. Эти следы были и возле головы, откуда тянулась длинная прямая линия из не полностью отпечатавшихся следов; четко просматривались только носы обуви, а пятки различались с трудом, и расстояние между шагами было большим. Стрелявший спешно убегал. И был он весьма высокого роста. Не гигант. Не особенно тяжелый. Такие же следы виднелись и в другом месте. По ним можно было догадаться, что стрелявший снова убегал с места убийства. Я не мог разобрать рисунок подошв. Они не были похожи на армейские сапоги, которые я когда-либо видел.
Деверо вернулась от машины, держа в руках фотокамеру, серебристую «зеркалку». Она приготовилась фотографировать место преступления, и я отошел за линию отпечатков, оставленных убегавшим в панике стрелком. Встав справа от этой линии и все время глядя на нее, я прошел примерно сто ярдов, после чего следы пропали, затерявшись на широкой полосе твердой, как кость, земли. Какое-то геологическое вкрапление или что-то связанное с ирригацией, а может быть, я достиг границы пахотной земли старика Клэнси. Я не видел причины, по которой убегавший стрелок мог бы сменить направление в этом месте, поэтому пошел дальше, надеясь снова увидеть знакомые следы, но, как оказалось, напрасно. Примерно на пятьдесят ярдов тянулась полоса земли, заросшая густой и низкорослой травой странного вида. Прямо передо мной росла трава немного повыше; она незаметно смешивалась с кустарником, сразу за которым располагалось проволочное ограждение Келхэма. Несмотря на все старания, я так и не увидел смятых кустов, хотя растительность была настолько густой, что я и не надеялся рассмотреть на ней какие-либо повреждения.
Я повернул назад и, сделав шаг, увидел какой-то световой отблеск примерно в двенадцати футах справа. Так мог блестеть металл. Латунь или медь. Я подошел поближе и, наклонившись, увидел лежащую на земле патронную гильзу. Блестящую и свежую. Новую. Длинную, от ружейного патрона. В лучшем случае это был патрон «ремингтон .223», предназначенный для спортивного ружья. В худшем случае — боевой патрон натовского калибра 5,56 мм, предназначенный для военных. Трудно определить разницу невооруженным глазом. Ремингтоновская гильза изготавливается из более тонкой латуни. Натовская гильза тяжелее.
Я поднял ее и взвесил на ладони.
Бьюсь об заклад, это была гильза боевого патрона.