Джек Ричер, или В розыске

— Сейчас внутреннее чувство утверждает, что мне следовало бы переучиться на парикмахера. Пожалуй, мне еще не доводилось видеть ничего столь же отвратительного.

Довольно долго Соренсон молчала.

— Что-нибудь еще? — спросила она.

— Я начал с самого начала, с тазового пояса. Это единственная возможность определить пол в подобных случаях. И он оказался совершенно чистым. Кости таза были надежно защищены толстым слоем жира.

Ричер поднял голову.

Дельфуэнсо была не толстой. У нее была худощавая фигура.

— И?.. — сказала Соренсон.

— Нет ни малейших сомнений, что тело принадлежит мужчине.

Джулия обговорила ряд деталей со своим экспертом. Нечто вроде краткого курса судебной антропологии. Ричер еще помнил некоторые термины и принципы после прослушанных лекций, они требовались ему для работы и вызывали интерес. Существовали четыре вещи, которые следовало проверять, когда речь заходила о тазовых костях. Во-первых, расположение подвздошной кости. Тазовые кости довольно большие и похожи на крылья бабочек; у женщин они шире и имеют форму, напоминающую колыбель, а мужские у́же, сильнее вытянуты вверх и вниз — так рыбаки описывают форель длиной в фут.

Во-вторых, отверстие в седалищной кости у женщин невелико и имеет треугольную форму, а у мужчин оно крупнее и круглое. В-третьих, у женщин угол лобковой дуги больше девяноста градусов, округлой формы, — и всегда острый и прямолинейный у мужчин.

И, в-четвертых, решающий фактор: пространство между седалищными костями у женщин настолько велико, что сквозь него может пройти головка ребенка. А у мужчин — не так. Совсем не так.

Тазовые кости не лгут. Их нельзя ни с чем перепутать. Таз мужчины, выкопанный из земли даже через миллион лет и расколотый на части, невозможно спутать с тазом женщины. И, если его не размолоть в порошок, таз определяет пол, не оставляя места для сомнений; конец истории, спасибо и прощайте. Вот что вынес Ричер из лекций, а теперь подтвердил голос по телефону.

— Значит, это не Дельфуэнсо, — сказала Соренсон.

— Верно, — ответил голос по телефону. — И я счастлив за вас. Но больше я не могу утверждать ничего определенного. Это мужчина. Все остальное — чистейшей воды догадки.

Джулия выключила телефон и повернулась к Джеку.

— Вы знали?

— Я подозревал, — ответил Ричер.

— Почему?

— После того как исчезла Люси, не существовало никакого другого объяснения. Я пришел к выводу, что Дельфуэнсо все еще где-то держат; возможно, она ужасно напугана или отказывается с ними сотрудничать, и им ничего не осталось, как привезти ребенка.

— Чтобы ее успокоить?

— Или угрожать.

— Значит, теперь опасности подвергаются два человека.

— Или дело обстоит иначе, — сказал Ричер. — Может быть, обе сейчас как за каменной стеной. Потому что возможны и другие предположения. Однако тут можно ошибиться. И цена ошибки будет очень высокой.

— Но кто из них умер? Кинг или Маккуин? Или человек, о котором мы еще не знаем?

— Думаю, Кинг. Он не такой худой, как Маккуин. И вписывается в теорию.

— В какую еще теорию?

— Когда мы съезжали с автострады, чтобы заправиться бензином, Маккуин кое-что сказал.

— Вы мне уже говорили. Он сказал, что вам следовало ему доверять.

— Чуть раньше. Я сомневался, стоит ли сворачивать, а он слегка потерял терпение и заявил, что он здесь главный.

— Возможно. Один из них должен был быть главным. Сомневаюсь, что у них царила демократия.

— Но в его словах есть особый смысл, вам не кажется? Главный… У вас главным является специальный агент. А у нас бывают главные офицеры. Главным человека делают. Ему доверяют. Это власть, которая идет от официальной иерархии.

— Слишком субъективно.

— Я полагаю, что обычный парень сказал бы: босс здесь я. Ну, или что-то в таком же роде.

— И к чему вы ведете? Вы считаете, что Маккуин бывший военный? Или бывший полицейский?

Ричер не ответил на ее вопрос.

— А потом он заговорил о доверии к нему. Словно он достоин доверия в силу неотъемлемого права. И еще: он выстрелил в меня и промахнулся.

— Возможно, он не имеет отношения к армии или полиции. И плохо умеет стрелять.

— Или он превосходный стрелок.

— Но он находился в одном помещении с вами. И вас разделяло… около восьми футов? Как мог превосходный стрелок промахнуться с расстояния в восемь футов?

— Может быть, он промахнулся специально.

Соренсон промолчала.

— Тогда я об этом особенно не задумывался. Я просто был счастлив, что уцелел. Но пуля ушла заметно выше. На фут над моей головой. Может быть, даже больше. Я помню, как сказал, что он не попал бы в хозяина мотеля, если бы тот встал на собственные плечи. Я преувеличил. Угол составлял примерно десять градусов относительно горизонтали. Ну, чуть больше одиннадцати с чем-то, если уж быть точным.

— Дареному коню в зубы не смотрят.

— Я серьезно. И это еще не всё. Он переместился так, чтобы я не видел машину.

— И что с того?

— Он загораживал меня от них, чтобы они думали, что он делает одно, но на самом деле он сделал совсем другое.

— Он промахнулся. И не более того. Люди иногда так поступают.

— Я думаю, он сделал это сознательно.