Джек-Соломинка

«А у нас — заботы и труд да дождь и ветер на нищих полях!..» повторял он про себя запавшую на ум фразу.

Да разве этот глупый барашек видел когда-нибудь дождь и ветер на нищих полях! Отчего же он вздыхает, как леди на представлении миракля?..

— Ты слишком сладко поешь, поп! — говорил Джек, представляя себе, что ему удалось вступить в спор с проповедником. — Ты туманишь умы этим бедным людям. Лучше бы эти женщины поспешили домой готовить еду для своих малышей, а эти мужчины лучше бы выспались хорошенько в воскресенье, потому что поутру их снова ждет непосильный труд. А ты, видать по твоему животу и круглой роже, отличный лежебока, и не тебе вспоминать о ключевой воде и о хлебе из мякины.

За крючья, на которых по пятницам висели бараньи и воловьи туши, ухватились грубые, поросшие волосами руки. Это проповедник искал опоры, чтобы спрыгнуть с помоста вниз.

— Соломинка, что я тебе сделал? Почему ты побил меня? — с укором спросил Том Белтон, догоняя Джека.

Несколько десятков рук протянулось из толпы, чтобы помочь священнику спуститься. Но Том оказался проворнее всех. Вскочив на помост, он помог проповеднику, и земля загудела, когда тот, подобрав рясу, как женщина юбку, очутился рядом с Джеком подле самого помоста.

— Вот и славно! — сказал священник, гладя Белтона по кудрявым волосам. — Вот и славно! А теперь, добрые люди, без шума разойдемся в разные стороны.

И тогда, сам удивляясь своей смелости, Джек сделал шаг вперед.

— У нас в Дургэмском лесу мальчики убили соловья, — начал он, — а это очень осторожная птица…

— Дургэмский лес? — повторил поп задумчиво. — Да, да, я помню эти места… Но что же ты хочешь сказать, юноша? К чему ты клонишь?

Джек покраснел от гордости. До этого его все называли мальчиком.

— Я клоню вот к чему, — сказал он, волнуясь и сжимая кулаки. — Соловей так красиво пел, что сам заслушался своих песен. Тогда мальчишки и подбили его камнем.

Проповедник взглянул на мальчика с интересом.

Он и сам нередко прибегал к иносказаниям из боязни, чтобы сильные мира сего не заточили его в тюрьму:

«Джон-поп приветствует Джона-Безыменного, Джона-Мельника и Джона-Возчика и просит их помнить о коварстве, господствующем в городе, и стоять вместе во имя божье. Просит он также Петра-Пахаря приняться за дело и наказать разбойника Гобса; они должны взять с собой Джона-Праведного и всех его товарищей, и больше никого, и зорко смотреть только на одну голову».

И простые мужики отлично понимали, кто такой Петр-Пахарь, и кто такой разбойник Гобс, и что это за город, в котором господствует коварство,[48] а пресвитеры,[49] и дворяне, и архиепископ так и не могли добиться, в чем заключается истинный смысл его проповеди.

Вот и сейчас поп отлично понял, что хотел сказать юноша своим иносказанием.

— Нет камня, который без упражнения попадал бы в цель! — сказал он улыбаясь. — Не бойся за меня. Я такой соловей, который обладает ястребиным клювом и орлиными когтями.

— Я не за вас боюсь! — ответил Джек грубо. — Но если бы вы не говорили так красиво, люди занимались бы своим делом, а не стояли разинув рты. И разве это достойно священника — говорить слепцу: «Да-да, ты слеп», а хромому: «У тебя нет ноги»? А ведь ничего другого вы не делаете.

Поп тяжело опустил ему руку на плечо. Потом, притянув мальчика к себе, он заглянул ему в глаза.

Джек очень близко от себя увидел мясистый, испещренный красными жилками нос, карие глаза с плавающими подле самых зрачков пятнышками света, плохо выбритую и неопрятную бороду. Большие руки попа были покрыты мелкими ссадинами и трещинками. Грубая шерстяная ряса его была разорвана на животе и наспех, через край дыры, зашита ниткой другого цвета. Джек опустил глаза и снова быстро поднял их. Был очень холодный день, а поп стоял босой на снегу.

Несколько мгновений они пристально смотрели друг другу в глаза.

— Я вижу, что ты не любишь красивых песен, — сказал вдруг поп усмехнувшись.

— Я сам складываю песни, — ответил Джек, — но это никому не приносит пользы…

— Тебе нужно идти вправо? — спросил поп, обнимая его за плечи и сворачивая к главной улице. — Пойдем вместе, — сказал он просто, точно они ежедневно совершали такие прогулки. — Если ты сам складываешь песни, то должен знать, что иная ударяет тебя как обухом, а иная может тебя всего прожечь насквозь… тебя и тех, для кого ты поешь.

«А у нас дождь и ветер на нищих полях…» — повторил про себя мальчик. Ему вдруг стало стыдно. Песни, которые складывал он у себя, в Дизби, никого не могли бы прожечь насквозь. Они годились только для того, чтобы позабавить мужиков в воскресный день.

От большого, плотного тела попа шло тепло, и Джеку казалось, что и снег должен был бы растаять под его тяжелыми волосатыми ногами.

Мальчик оглянулся.

Он увидел рядом с отпечатками своих самодельных башмаков широкие следы босой ноги своего спутника. Большой палец отстоял от остальных, как у людей, долгое время носивших сандалии.