Джек-Соломинка

Кровь бросилась в лицо Аллану. Ему показалось, что он ослышался.

— Что такое?.. — спросил он хрипло.

— Мы сочлись с твоим господином, и контора Траппани согласилась принять в счет погашения долга и процентов заложенные драгоценности, опись которых у тебя имеется.

— Это неприкосновенное имущество моей госпожи, леди Джоанны Друриком, — сказал Аллан тихо. — А что же он сделал с деньгами, посланными ему на уплату процентов?

— Не знаю! — отрезал купец.

Не нужно было обладать большой проницательностью, чтобы догадаться, на что могли уйти деньги при этом блестящем и расточительном дворе.

— Нет! — произнес Аллан поднимаясь. Ноги его дрожали. — Христом богом заклинаю вас, неужели он отдал половину шкатулки в уплату за свои долги?!

— Запись ведется на латинском, французском и английском языках, ответил купец холодно, — это для того, чтобы нас могли рассудить в любой стране. Читай. Только ты ошибаешься: он отдал не половину шкатулки, а все, что там было. Кроме маленького колечка, которое он тут же надел себе на мизинец. Вот видишь: кольцо узкое, испанского золота, вычеркнуто из списка.

Аллан для видимости заглянул в книгу, но он ничего не мог разобрать, строки путались одна с другой.

— Мы четыре года подряд отправляли ему все замковые деньги, — почти крикнул он. — Что же теперь будет с госпожой?

— Это еще не конец, — продолжал итальянец вздохнув. — В нынешнем, тысяча триста восьмидесятом году Саймон Бёрли получил от нас снова две тысячи ливров. Поручителем его был лорд Лэтимер, королевский откупщик. В благодарность за сделку сэр Саймон передал ему право участия во всех своих манориальных доходах.

«Ну, доходы-то небольшие, — подумал Аллан. — Коптильни да арендные деньги по одному только Друрикому. Ведь в своих поместьях этот волк и не додумался сдавать землю в аренду».

Доходов почти не было. Госпожа его продала материнские платья, чтобы выручить вот эти деньги, — он тронул мешочек на груди.

— Моя леди… — начал Аллан и вдруг всхлипнул. — Этот человек хуже волка!

«Мы дадим теперь немножко передохнуть мужикам, — сказала ему леди Джоанна на прощанье. — Королевская подать собиралась уже два года подряд, десятая и пятнадцатая деньга внесены. Теперь мужики немного передохнут». Вот тебе и передохнули! Теперь снова им с Мэтью придется рыскать по избам. И хоть бы один пенни с этих доходов пошел на пользу его леди! Бедняжка вынуждена была покинуть старый Друриком и поселиться в разрушенном Тизе, в Эссексе, чтобы не видеть, как обирают ее кентцев.

— Только не можете ли вы мне объяснить, что это за лорд Лэтимер и не придется ли еще нам, пожалуй, платить и ему какие-нибудь проценты? — спросил он на всякий случай.

Купец чувствовал необычайную усталость. Как он объяснит этому бедному старику, в чем дело? Осторожно, останавливаясь на каждом слове и подбирая выражения, итальянец рассказал все.

Словом, получалось так, что хозяйничать в замке с мая месяца будет не леди Джоанна Бёрли, а лорд Лэтимер: сэр Саймон запродал ему все свои доходы на три года вперед.

Он с тревогой посмотрел на старика.

Однако, к его удивлению, слуга как будто повеселел.

Да, прощаясь, он уже не походил так на мертвеца, как это было минуту назад.

— Лорд Лэтимер? — бормотал Аллан, идя к выходу. — Ну, пускай он пожалует за своими деньгами, этот лондонский молодчик. В Тизе народ гол, как сокол, а Друриком, Дизби и Эшли… Любопытно, как он будет управляться там, — он ведь еще никогда не имел дела с кентцами. Ну, пускай поступают, как знают… Зато этот волк уже больше никогда и ничего с нас не будет требовать!

И старик даже хихикнул, проходя мимо удивленного привратника.

…Большие окна в доме итальянца были завешены суконными занавесями, и поэтому яркое ноябрьское солнце больно ударило по старческим глазам, когда Аллан вышел на улицу.

Черные пятна заплясали перед ним в воздухе, и он прислонился к стене.

В городе сегодня народу было больше, чем когда-либо. Аллан еле протиснулся через толпу, но на соседней улице было еще хуже. Женщины, вопя, тащили за собой детей; мужчины бежали вперед, точно обезумев, не глядя под ноги и расталкивая встречных.

— Ты с ума спятил! — крикнул Аллан, отброшенный изо всех сил к стене. — Да что это за наваждение!

Его снова сбили с ног. Люди бежали, как будто их догонял огонь или вода.

Скот мычал и блеял, из ворот домов лаяли псы, визжали попадавшиеся под ноги свиньи.

Над городом стоял вопль. Аллан вспомнил молодость: такое он видел в 1339 году, когда на город Фолькстон напали бретонцы и сожгли его дотла.[73]

Вот так же точно отчаянно вопили женщины, а мужчины, обезумев от ужаса, молчали, глядя, как пираты выбрасывают на улицу их добро, жгут дома и уводят скот.

Но откуда в Норземтоне было взяться французам? После того как Калэ попал в руки англичан, случаются, конечно, грабежи, но о таком наглом разбое уже давно не слыхать.[74]

Стражник, положив алебарду на землю, сидел на камне, безучастно глядя вперед, точно он не был нанят для того, чтобы поддерживать в городе порядок.