Джек в Австралии. Рассказы

— Иди, иди себе! Не свести ли тебя к тетеньке? Я желаю танцевать и держать барышень за ручки.

У Тома, когда он занял место среди танцоров, был довольно комичный вид: испуганный появлением дирижера, Джек пробрался сквозь толпу под защиту тети Матильды. Он всегда сожалел о том, что не умеет, да и вряд ли когда-нибудь научится танцевать. Он не мог решиться обнять девушку за талию и кружиться с ней по залу. Под его кажущимся равнодушием скрывалась необычайная сдержанность, исключающая возможность слишком большой близости. Что-то инстинктивно пятилось в нем, как только он замечал, что девушка охотно идет ему навстречу. Даже в чисто товарищеских отношениях с Томом чувствовалась известная, им установленная, дистанция, не допускающая чрезмерной близости. Джек производил впечатление самого открытого, доступного человека в мире. Казалось: вся душа нараспашку. Но тем, кто лучше других знали его, как например, его мать и миссис Эллис, была известна его внутренняя, холодная сдержанность, его отвращение к всякому физическому прикосновению.

Тетя Матильда была в зеленом шелковом платье и бриллиантовой диадеме.

Джек, подходя к ней, подумал про себя, что знакомый черт лучше, чем незнакомый человек. Вслух же он произнес:

— Могу ли я, сударыня, рассчитывать на честь повести вас к столу?

— Ах, милый мальчик, — запела тетя Матильда, — совсем отец! Но, видите ли, на таких балах я уже заранее приглашена. Нас здесь рассаживают по чинам. Но вы можете пригласить Мери. Она говорит, что ушибла ногу и не будет много танцевать.

Мери взяла его под руку и они вышли на террасу. Светила яркая луна, деревья вырисовывались на фоне зеленовато-голубого неба, разносился пряный аромат тропических цветов.

— Здесь гораздо лучше, — сказал он, глядя на небо.

— Да, чудесно, — сказала Мери. — Мне очень хотелось посидеть спокойно и поболтать с тобой. Мы так давно не виделись, а сегодня утром ты был совсем другой, — Мери тоже изменилась, но Джек не мог определить, в чем именно. Они уселись под раскидистым деревом, прислушиваясь к тонким шорохам ночи.

— Ты как будто не очень-то счастлив, что вернулся? — спросила Мери.

— Наоборот, — неубедительно ответил он. — А что ты поделывала все это время, Мери?

— Ничего особенного, — ответила она. Только вот, — она запнулась, — они хотят выдать меня замуж. А я по ночам не сплю и раздумываю над этим.

— За кого же? — спросил Джек, невольно подумав о Ракетте.

Они сидели под магнолией. Джек мог ясно различить контуры больших, сильно пахнущих цветов.

— Хочешь, чтобы я рассказала тебе об этом?

— Да.

Джек пристально глядел на спускавшуюся к реке аллею, Мери сидела рядом с ним в кружевном платье.

— Это некий мистер Блессингтон, вдовец с пятью детьми, но довольно интересный человек. У него черная борода.

— Боже мой! — воскликнул Джек. — Неужели ты согласилась?

— Пока еще нет.

— Почему ты, собственно, думаешь выходить замуж за него? Разве он тебе нравится?

— Многое в нем мне нравится. Он хороший человек и хорошо относится ко мне. У него прекрасная библиотека. И так как он человек светский, то и окружает его множество светских людей. Да, это человек с весом. Тетя Матильда находит, что он — удивительная удача для меня и, конечно, она права.

Джек молча раздумывал.

— Все это весьма возможно, — заметил он, — но все-таки я не представляю тебя целующей пятидесятилетнего вдовца с черной бородой и пятью детьми.

— Во-первых, ему всего тридцать семь; а во-вторых, это мужчина в полном смысле этого слова!

Джек подумал о Монике. Он хотел Монику. Но ему была одинаково невыносима мысль упустить Мери. Такого рода наглость на минуту привела его в смущение.

Но он снова повернулся к Мери и строго поглядел на ее маленькую, сгорбившуюся фигурку в светлом кружевном платье.

— Ты хочешь его? — властно и страстно спросил он.

— Н-нет, — пробормотала она, — нет, о нет! — Ее маленькие, нежные смуглые ручки неподвижно лежали на коленях. По каким-то странным стечениям обстоятельств она готова была принадлежать Джеку. А Моника? Моника была ему необходима. Прежде всего Моника. Но и Мери тоже. Он страстно и неумолимо сознавал это. Он взял обе ее руки, прижал к губам, безумно, страстно целуя. Мери слабо вскрикнула, но рук не отняла.

— Я думал, что ты любишь Ракетта, — сказал он внезапно, остро взглянув на нее. Она покачала головой и Джек заметил, что она плачет. Он обнял ее и прижал к себе. Она была маленького роста, но при этом удивительно тяжела, совсем не похожа на гибкую Монику. Но ему нравилась ее тяжесть, — тяжесть магнита. Про себя он подумал: почему и она тоже не может быть моей? Она принадлежит мне.

Его душа была жестка и уступать не хотела: «она принадлежит мне», — повторил он себе, нежно целуя ее лицо и ее слезы.