Джек в Австралии. Рассказы

— Да, — сказала она наконец, с глазами, полными слез.

— Можешь ли ты подождать меня два года? — спросил он.

— Да, — прошептала она.

— Через два года у меня будет ферма, на которой ты сможешь жить, — сказал он и поцеловал в губы с тем же могучим, упорным приливом страсти. Затем отослал ее обратно в зал. Он ушел сам и разыскал мистера Джорджа в игральной комнате. Там же, но у другого стола сидела тетка и играла с таким увлечением, точно дело касалось жизни и смерти; ее бриллианты сверкали, но веер был отложен в сторону.

— Завтра мы едем в Вандоу, — сообщил Джек.

— Отлично, — ответил мистер Джордж.

— Ах, мистер Джордж, не доставите ли вы Тому большое удовольствие? Вы ведь приедете в Вандоу на этой неделе?

— Да, я собираюсь в среду или четверг.

— Привезите с собой Мери. Устройте так, чтобы тетя Матильда позволила ей. Том ужасно влюблен в нее и когда видит ее рядом с Блессингтоном, начинает пить. По-моему, она не подходит Блессингтону. Как вы находите? Он мог бы быть ее отцом, а Том самый хороший человек на свете и любит ее. Нет человека порядочнее его.

Мистер Джордж пыхтел, кряхтел и пребывал в страхе и трепете. Он побаивался тети Матильды, очень любил Мери и, если бы не страх оказаться смешным, сам бы охотно женился на ней. К Тому Эллису он относился хорошо. Наоборот, люди, подобные Блессингтону, были ему не по вкусу. Сам он был чувствительным, старым австралийцем.

— Об этом надо подумать, надо подумать! — проговорил он.

На другое утро молодые люди уехали из Перта в новеньком экипаже, купленном у Джимми Шорта. А мистер Джордж обещал выехать с Мери на следующий день.

ГЛАВА XIX Прием в Вандоу

Все меняется, — сказал Джек сидя с Томом в экипаже, — и никогда не становится прежним!

— По-видимому это так, — уныло согласился Том.

— И люди тоже меняются. Я сам изменился и никогда уже не буду тем, чем был раньше.

— Ой, не болтай вздор, — взмолился запуганный Том, — ты совершенно такой же как и прежде.

С приближением к дому молодые люди испытывали все большую тяжесть. Эта тяжесть была невыносима.

— Нам многое придется изменить в Вандоу, — сказал Том. — Я бы охотно оставил там Ma. Но мистер Джордж уверяет, что она во что бы то ни стало хочет уехать и что ее не следует удерживать. При этом он многозначительно подмигнул мне и сказал, что наверно я скоро обзаведусь собственной семьей. На кой черт он это сказал? Ты не проговорился, надеюсь, о моей женитьбе? Прости, что я тебя об этом спрашиваю, но согласись, что это было странно.

— Нет, — ответил Джек, — я ни одной душе даже не заикнулся об этом и не собираюсь этого делать. Не волнуйся понапрасну, я думаю, что это все пустяки.

— Нас не было здесь более двух лет, а мне кажется, что я вовсе не уезжал; а иной раз, наоборот, — будто я здесь, дома, совсем чужой. Ужасно возвращаться из-за сложившихся обстоятельств. Почему, черт возьми, Ma не может сохранить пожизненно ферму, а я просто вернуться к ней и ребятишкам? Мне лично это было бы гораздо более по душе. Ленни наверно придет в бешенство, Моника и Грейс не захотят переезжать в какой-нибудь маленькой домишко, ну, малышам — тем, конечно, безразлично. Больше всех меня беспокоит бедная старушка Ma.

Он сидел с озабоченным лицом, подгоняя лошадей. О бедной старенькой Ma он вспомнил, собственно, только вернувшись, придерживаясь ранее пословицы: «С глаз долой — из сердца вон». Теперь тревога о ней совершенно выбивала его из колеи.

— Знаешь Джек, мне, в сущности, Вандоу совсем не нужна. Мне вовсе не хочется жить на одном месте, как жил Па, иметь кучу детей и забот! Это не по мне!

— Чего же тебе хочется?

— Я бы предпочел кочевать с тобой, Джек.

— Невозможно кочевать всю жизнь.

— Право, не знаю. Знаю только, что я никогда не видел своей матери. Знаю, что она никогда в Вандоу не жила: она меня там не воспитывала. Я готов биться об заклад, что она таскалась со мной по лесам. И в душе мне именно этого и хочется. Скажи, ты не бросишь меня?

— Не знаю, право.

Джек думал лишь о том, что скоро увидит Монику. Как это случится? Обойдется ли все гладко, или масса препятствий готовятся встать на пути?

Он твердо стоял на ногах, прошедших столько миль. И впредь намеревался так же твердо стоять на них.

Моника! Он не любил ее, не ощущал по отношению к ней ни малейшей сентиментальности. При мысли о ней душа его скорее крепла, а мускулы твердели. Не ему пришлось бы склонить голову перед ней, а ей перед ним.

А Мери? — Против нее в нем кипела злоба. Ее глупая напыщенность, когда она танцевала с Блессингтоном, потому только, что он занимает известное положение! И это она, Мери, мечтающая о жизни на ферме!

— Ты необыкновенно оживлен сегодня, Джек! Получил в подарок сто фунтов и молчишь как рыба.

— Мы проехали больше пятнадцати миль, а ты как будто тоже еще не открыл рта.

Том рассмеялся.

— Давай-ка просыпаться, мы скоро дома. Вон он уже виднеется, — добавил он, указывая кнутовищем. — Взгляни-ка, старина, какой чудесный отсюда вид, когда полуденное солнце заливает все светом серебристым, как снег… ты скажешь, что я отродясь снега не видал!.. Нет, брат, всегда — во сне…