Вскоре мы причалили к берегу укромной бухты, которую практически невозможно было увидеть с берега. Бухта была чудесной, с мягким песком, озаряемая солнечными лучами и закрытая с противоположной от моря стороны высокой, почти вертикальной скалой, рядом с которой рос густой кустарник, за которым при случае можно было укрыться. Долли, увидев это великолепие, с восторгом выскочила и по колено в воде бросилась к пляжу. Я, предварительно кинув якорь и прихватив с собой купальные принадлежности и корзину с провизией, присоединился к ней.
– Как здесь чудесно! – без конца восклицала Долорес, перебегая с одного края пляжа на другой и обозревая изумительный вид, открывавшийся на пролив.
– В подзорную трубу отсюда можно увидеть берег Франции, – сказал я.
– Правда? Замечательно! – обрадовалась Долли. – Боже, как я люблю Францию!
– Сюда никто не придет, – добавил я. – Мы здесь совсем одни.
Кузина остановилась напротив меня, пристально посмотрела прямо в глаза своим смешливым взглядом и со значением произнесла:
– Признайтесь, сэр Джек, что у вас есть план на сей счет.
– Конечно, – не стал отпираться я, – у меня есть план. Я хотел, чтобы мы позагорали без помех.
– Без помех? – переспросила Долли с серьезным видом, однако же в ее серых глазах так и резвились чертики. – Что ж, это замечательно. Тогда я переоденусь для загорания и плавания.
И она скрылась за кустом. Я же расстелил на песке большое цветное покрывало, положил посередине него скатерть и принялся старательно расставлять припасенные заботливой толстухой Полли угощения. За этим занятием я и не заметил, как сзади ко мне подошла Долорес.
– А ты почему не раздеваешься?
От неожиданности я выронил из рук яблоки и резко развернулся. Представшее передо мной зрелище было настолько неожиданным, что у меня захватило дух, а сердце, наоборот, с силой застучало в груди, отдаваясь в висках. Долорес стояла передо мной совершенно голая, бесстыдно раскинув руки и непринужденно глядя куда-то вдаль. Затем она нарочито медленно перевела взгляд на меня и ласково улыбнулась.
Думаю, не стоит описывать того, что произошло далее между нами, тем более что произошло это столь естественным образом и было настолько волнующим, что я и не помню толком. Помню лишь мои ощущения да весь спектр радуги перед глазами.
Позже, лежа в ее объятиях, я начал постепенно приходить в себя. И тут Долли сообщила мне, что знает о том, что я подглядывал за ней той ночью.
– Ты слишком громко пошевелился, когда я вошла в спальню, – тихо прошептала она мне на ухо.
Ее тело пахло морем, ее цвет был ярко-оранжевым, она меня любила. Вы помните свое состояние, когда предмет вашей страсти отвечает вам взаимностью? Меня до сих пор приводит в трепет это воспоминание.
– Значит, ты делала это специально для меня?! – полуутвердительно спросил я.
Долорес слегка кивнула головой.
– Почему?
– Я люблю, когда на меня смотрят, – просто сказала она и предложила пойти купаться.
Мы купались, потом жадно ели, снова любили друг друга, снова купались, а потом еще долго нежились под солнцем, лежа подле друг друга. Долли призналась мне, что уже давно занимается сексом, так как, во-первых, ей это нравится, а во-вторых, в Индии девочки начинают жить половой жизнью значительно раньше, чем в цивилизованных странах.
– Моим первым мужчиной был наш слуга Ким, – сообщила она.
– Индиец? – изумился я. – Он же грязный!
Долли звонко засмеялась, нежно глядя на меня.
– Ты не поверишь, но индийцы считают англичан грязными и нецивилизованными. Нет, он не был грязным. И у него были замечательные, большие черные глаза с длинными, как у лани, ресницами.
И тут кузина принялась вспоминать Индию, которая с ее слов стала представляться мне чем-то вроде рая земного, тем более что Долли, учитывая случившееся между нами, подробно описывала различные обычаи и прочее, касавшееся отношений между мужчинами и женщинами. Она также подробнейшим образом рассказала, как в Индии удовлетворяются похоть и различные желания мужчин. Я был возбужден ее рассказами. Но по-настоящему я возбудился, когда Долорес поведала мне страшный обычай, который заставляет жену, чей муж умер, добровольно или по принуждению ложиться рядом с ним в погребальный костер.
– Я сама была однажды свидетельницей того, как молодую женщину насильно связали и уложили рядом с мужем, – рассказала она, сделав при этом большие от ужаса глаза, – и родственники подожгли под ними костер, а эта женщина так громко кричала, хотя ей перед этим дали гашиш.
Тела еще долго крючило, и смрад стоял жуткий, а все стояли и смотрели.
Не в силах более сдерживаться, я вновь занялся с Долорес любовью – так меня возбудила эта история.
Лишь поздним вечером, уставшие до изнеможения, но чрезвычайно довольные, мы вернулись в усадьбу. Наша идиллия продолжалась еще два дня, а на третий разразился скандал. Все произошло столь стремительно, что, если б не последовавшая через несколько лет находка – переписка Анны со сводным братом, – я так и не понял бы, что послужило причиной таких решительных действий со стороны моих родителей.