Джекаби. Все мистические расследования

Из узких переулков то и дело вырывался холодный ветер Новой Англии, не позволяя мне забыть о расползающемся на блузе мокром пятне в том месте, куда время от времени выплескивалась вода из чаши.

– Что за представление вы там устроили, сэр? – спросила я, стараясь держать чашу так, чтобы окончательно не промокнуть.

– Представление? – приподнял бровь Джекаби.

– От одного до граната. И что я эксперт, помните?

– Насколько я понимаю, вы действительно до некоторой степени эксперт, хотя и в довольно скучной области копания и изучения старых камней. В тот момент я счел это удобным для поддержания беседы.

– Палеонтология – это не геология. До нашего знакомства я изучала останки древних животных, а не горные породы, благодарю вас.

– Ах да, останки. Иными словами, кости, которые с течением времени минерализируются и превращаются… во что?

– В окаменелости.

– Ага. Окаменелости… камни… Звучит похоже, не находите?

– Ну хорошо, согласна. Не знаю, можно ли назвать меня экспертом после одной неудачной экспедиции, но все равно я бы предпочла, чтобы вы не ссылались на мою квалификацию для обмана старушек.

– Буду иметь это в виду в следующий раз, когда снова сочту это необходимым.

– Спасибо. Кстати, а разве не следует объявить карантин или что-то вроде того? – спросила я, оглядываясь на величественный старый дом.

– Это еще зачем? – спросил Джекаби, пощекотав выглянувший из коробки оранжевый нос котенка. – Ах, вы о чуме. Нет, никакой вирусной инфекции нет, беспокоиться не о чем. Я просто решил, что для бедной женщины такое объяснение прозвучит не так пугающе, как правда.

– И в чем же заключается правда?

– Проникающие плотоядные оборотни. Ой, смотрите: у этого прорезался пушистый спинной плавник. Привет, малыш!

Я остановилась как вкопанная. Вода выплеснулась из дальнего края чаши, макрель самозабвенно закружилась.

– Не могли бы вы повторить, сэр?

– О, не беспокойтесь, – ответил Джекаби. – Буду только рад все объяснить. Спинной плавник растет вдоль хребта. Просто наблюдая за…

– Не про плавник! Вы сказали «плотоядные оборотни»!

– Ах да! Соматическая мимикрия. Разве не восхитительно? Эти малыши – настоящие мастера биологического подражания. Они физически приспосабливаются к местному источнику пищи, проникают в свою жертву, паразитируют на ней, позволяя своему невольному хозяину обеспечивать их комфортной средой, защитой и дополнительными питательными веществами. А потом, завоевав доверие жертвы, пожирают ее. Похоже, миссис Непоседа любила перекусывать кошками, пока сама не оказалась на их месте.

– Но это же ужасно!

– Отнюдь нет. Такова природа. Кукушки – тоже агрессивные имитаторы, гнездовые паразиты, а ведь этих обманщиц увековечивают в искусно сделанных часах.

– М-м-м… допустим… – Я зашагала дальше, более внимательно присматриваясь к макрели, пока мы переходили улицу. – Тем не менее как-то тревожно думать о кошке, которая пожирала других кошек. Какой-то каннибализм получается…

– Это не каннибализм, это всего лишь мимикрия, Рук. И в ваших руках подтверждение того, что это была вовсе не кошка. Как только у нее появился новый регулярный источник пищи, ее организм адаптировался.

– Значит, эти… существа могут волшебным образом превращаться в тех, кого едят?

– Это не волшебство, Рук. Это наука. Способность некоторых животных приспосабливаться к окружающей среде хорошо изучена. Еще сам Аристотель писал о механизме приспособления осьминогов, которые самопроизвольно меняют цвет.

– Как хамелеоны?

– Совершенно верно. В данном случае биологический механизм, разумеется, сложнее, но он похож на тот, благодаря которому хамелеон меняет цвет кожи. Дарвин прозвал эти создания хамелеоморфами, ссылаясь на маленьких меняющих цвет ящериц. Название, конечно, не совсем подходящее, поскольку термин «хамелеон» не относится к адаптации, а обозначает в переводе с латыни «земляной лев», но такова уж традиция обозначения одного животного по названию другого.

– Не могу поверить. Чарльз Дарвин не открывал никаких оборотней. Он бы написал о них.

– Неужели? – Мы поднялись на холм Рыночной улицы, и Джекаби лукаво улыбнулся, когда мы начали спуск. – Не открывал и совсем ничего не писал?

В манере общения Джекаби проскользнуло нечто, вызвавшее у меня желание произвести на него впечатление. Возможно, виной тому послужило его явное высокомерие, или же дело было в искренности, с какой он сейчас беседовал со мной без всякого снисхождения. Да, Джекаби временами говорил дерзко и даже оскорбительно, но еще больше меня раздражало, когда он обращался со мной как с ребенком. Мне так хотелось доказать ему, что я тоже что-то собой представляю, и сейчас он предоставил мне такую возможность. Я как раз собиралась произнести нечто очень умное в ответ на усмешку шефа или по меньшей мере внести существенный вклад в дальнейшее обсуждение – но, к сожалению, не всегда получается так, как нам бы хотелось.