Джекпот

Говорят, каждый богатым или бедным рождается, на роду написано. Один миллионы зарабатывает, а скряжничает, экономит на пустяках, завидует до озноба ледяного тому, кто побогаче, в итоге радости от денег не испытывает, бедняком ощущает себя и живет с психологией бедняка; у другого немного в кармане, а ведет себя, как богач, тратит смело, без оглядки, с деньгами легко расстается и не завидует никому. Костя верит в то, что на роду написано. Кто он сам? Толком и не знает – понемногу от того и от другого, нет, пожалуй, от бедного больше. Как теперь научиться богатым быть?..

А еще начинает поселяться в Косте страх. Не в том, привычном понимании. Новый какой-то, утробный, цепенящий, парализующий. Не герой он: коль в темном переулке двое с ножом подойдут, скорее всего, драться не станет, отдаст кошелек. Однако и не трус, однажды на пожаре – горела гостиница в Астрахани, где находился по киношным делам в командировке, – вытащил соседку из задымленного номера. И в электричке как-то вступился за девчонку – пьяный тип тащил ее в тамбур насиловать. Нынешний страх Костин – свойства особого. Едет на работу, трафика нет, несутся все как угорелые, за рулем он замечательно себя чувствует, никогда о плохом не думает, теперь же частенько ощущает у горла серый, липкий, мерзкий комочек: вдруг кто-то в меня врежется или сам в кого-то? Крышка, в лучшем случае – инвалид. Жаль, жизнь-то только начинается, и какая жизнь! И машинально подошву с педали газа чуток приподымает, сбавляет скорость.

Теперь он, если без машины, не любит возвращаться домой поздно, сворачивает в темноте на другую сторону улицы при виде пары молодых людей, навстречу идущих; мнится, смотрят они на него как-то не так. Да и улицы переходит, только когда на светофоре белая фигурка пешехода возникает, не бежит сломя голову, а шагает осторожно, расчетливо и по сторонам глядит на всякий случай. Осмотрительный становится – во всем. В кармане стал носить баллончик с перцем. Не прочь купить пистолет. Неужели это я, Костя Ситников? Ты, ты! – бубнит кто-то внутри. Отныне будешь именно таким, и только таким, нравится это тебе или не нравится.

Но все в жизни уравновешено. Пришел один страх – и исчез другой. Страх нищей старости. Как же боятся этого иммигранты под пятьдесят, вынужденно начавшие работать здесь с опозданием в столько лет! Призрак маленькой пенсии и неизбежной зависимости от дочери или сына мучает и угнетает. Жить не хочется. Детям, оперившимся в Америке в срок, страх этот вовсе неведом, а вот родителям… И Костя задумывался над тем, как жить будет в старости, и не находил ответа. Беспросветно все, придется каждый доллар экономить. Не просить же денег у Дины… Это ж совсем унизительно, постыдно. А теперь – все по-другому, он богат, а значит, независим до конца дней своих, еще дочери поможет. И чувство защищенности от всех и от всего словно крылья дает, изгоняет прежний страх.

Как мелки с жизнью нашей споры.
Как крупно то, что против нас.
Когда б мы поддались напору
стихии, ищущей простора,
мы выросли бы во сто раз…

Дни влекутся до отвращения нудные, хочется плеткой их подстегнуть, пустить вскачь – быстрее, быстрее… Еще немного – и позвонят из лотерейного офиса: придите за чеком. И все начнется. Купит квартиру в Манхэттене, желательно в нижней части, где демократичные, не подчиняющиеся условностям Гринвич-Вилледж и Сохо, где публика, по преимуществу молодая, гуляет ночи напролет, забыв о сне. Конечно, и от Парк авеню и Мэдисон не откажется, однако приятнее там, где молодо все, кипит, энергией брызжет. Выйти ближе к ночи из подъезда, слиться с веселой, жаждущей развлечений, заполошной толпой, начать кружить по всем этим узким, с притушенным светом улочкам с бесчисленными кафешками, барами, ресторанами, столиками наружу, как в Париже; посидел тут, выпил там, подышал воздухом свободы и беспечности. Беспечности? А как же идущие навстречу парни, намерения которых тебе неясны? Гулять до рассвета в районах этих небезопасно, ты же всего бояться будешь. Не всего, положим, а неизвестности. Страхи – они пройдут, наверное, едва свыкнется с новым своим положением. А может, и не пройдут, кто знает.