…Странно, непривычно не вставать спозаранок, не варить кашу, не мчаться на работу. Воистину, праздный человек есть корова, поедающая время, как жвачку. Набраться терпения: все самое важное и значительное в Костиной жизни лишь начинается. Но разве Костя бездельничает? День-деньской занят: связывается с риелторами, подыскивающими жилье ему в Манхэттене (только там, и нигде больше, решает окончательно), знакомый владелец дачи в Поконо помогает с приобретением дома по соседству. Костя договаривается о покупке «BMW» последней модели. И страховку медицинскую оформляет – «амбрелла» называется, зонтик. Покрывает любые заболевания, сколь угодно долгое пребывание в госпитале, лекарства. Дорогущая, под тысячу ежемесячно, он ведь в зоне риска, учитывая бэйпасы. Позволить может себе иметь амбреллу. Он
И еще одно занятие удовольствие доставляет и одновременно сомнения рождает – список составлять тех, кому он деньгами поможет. Готов на это до полумиллиона пожертвовать. Начинает вписывать в блокнот имена близких друзей и останавливается. Почему эти, а не другие? Понятно – по степени близости Кости к ним. В конце концов, он же дарит, жертвует, ему и определять. Правильно. Почему одному такая сумма, а другому в два раза меньше? И этому находит Костя объяснение: в зависимости от их достатка. Главное, он не милостыню подает. В сущности, милостыня – просто деньги свои раздавать, быть добрым, щедрым. Но кто сказал, что твои это, Костя, деньги? Разве не высшая сила слепо или зряче – сие значения не имеет – выбрала тебя и сверх меры одарила? Следовательно, доверено тебе потратить деньги на тех, кто нуждается, а не просто раздать первым встречным-поперечным. Он и не раздает. Значит, поступает верно.
Когда-то читанная, мудрость запомнилась, кажется, еврейская (почему-то понятию мудрости чаще всего уточнение соответствует— еврейская; ну, еще китайская, индийская, и редко-редко сочетание встретишь – русская, или американская, или немецкая мудрость). Так вот, значение милосердия двоякое. Милость предполагает: тот, кто получает ее, не имеет права на этот дар, а дающий вовсе не обязан что-либо давать, он дает лишь от своих щедрот, по благорасположению сердца. Это – скорее добродетель, нежели долг. Милость означать может и иное – справедливость. Человек дает, ибо в этом его долг состоит. Человек должен помогать тем, кто в этом нуждается. Всем, чем он владеет, он владеет не потому, что заслужил или имеет на это право. Все, чем он обладает, доверено ему высшей силой, Богом. И одно из условий такого доверия: отмеченный благодатью обязан помогать тем, кто в этом нуждается.
Философствуя таким образом, не испытывает Костя, однако, облегчения. Хорошо, благодетельствует он по воле сердца или по долгу – какая, в сущности, разница, если отбросить мудрствование. В том и в другом случае может столкнуться совсем не с тем, что ожидает. Ясное дело, не нужны ему сумасшедшие объятия, слезы благодарности – избави господи, от таких проявлений, когда сквозь землю готов будет провалиться от стыда. Однако глубоко запрятанные злоба и ненависть тоже не нужны – не для этого же все затевается. Один вдруг прознает, что другому на десять тысяч больше обломилось, и начнется: по какому праву, за какие заслуги? Виноват окажется он, Костя, наивный дурачок, пустым и неблагодарным занятием решивший жизнь себе скрасить. Можно подумать, он не превратится в счастливого, пока не сделает несчастными десяток друзей, раздав им деньги… Но и в здоровенную кормилицу, собственную грудь сосущую у колыбели голодного дитяти, превращаться неохота и скучно. Про кормилицу у незабвенного Козьмы обронено, к месту вспомнилось. Так что же, в конце концов, делать? Силлогизм получается. Где третий, правильный вывод?