Длинный стол, составленный из пяти-шести обычных, был накрыт пёстрой бумажной скатертью в весёлый цветочек и делил по диагонали небольшой уютный зал на два треугольника. Сумятица выбора соседей при рассаживании быстро улеглась, чокнулись за встречу рюмки с холодной водкой, застучали по тарелкам вилки и ножи.
Все шло как обычно: ели, пили, говорили тосты: за преподавателей (которых не догадались позвать и теперь сокрушались по этому поводу), за дружбу, за молодые годы. Постепенно все оттаяли, невидимые барьеры размылись, напряжение спало.
— А помните, как Юрка Цуранов шпаргалки скотчем приклеивал?
Стол взорвался смехом. Сам Юрка снисходительно улыбается: мол, было дело под Полтавой… Он ни одной сессии вовремя не сдал, вечно в «хвостах», ни разу стипендию в руках не держал. Но Юрка в дорогом костюме, с таким увесистым перстнем на пальце, что подумать жутко — сколько же эта дурацкая гайка стоит.
— А когда Алинка Гусева формулы на бедре написала, а Сан Саныч заметил, полез в горячке под юбку, потом опомнился, покраснел как рак и поставил ей четверку?
— Да Алинке и пятерку поставить можно было!
И снова все смеются, и она громче всех — девочка-куколка, белокурая Барби, чуть-чуть полнее в груди и бедрах, чем требовал евростандарт, но с тонкой талией, с изящными руками. Вокруг нее вечно суетились однокурсники. Училась Алинка так, что о ней легенды слагали. Ни у кого не хватило бы духу поставить ей заслуженную двойку. Мало того, говорили, что она могла после экзамена продать прямо в аудитории уже ненужный учебник обалдевшему преподавателю за три рубля. Или дать ему совершенно бесплатно. Мало ли что говорят… И сейчас она в порядке — дорогая одежда, свежий маникюр, гладкое ухоженное личико, блестящие волосы.
— Слышь, Говор, а чего ты «поплавок» нацепил?
Смех смолк, все смотрят с недоумением, ждут, что он ответит. А он и не знает, что отвечать. Действительно, зачем? Как тут объяснишь, если кому-то непонятно? Пять лет они стремились к этому заветному знаку, он как бы объединяет всех здесь собравшихся, к тому же он как прикрутил его на выпускном вечере, так и не снимал. Пиджак-то в шкафу провисел все десять лет.
— Я это… Так просто…
Однокурсники переглянулись, и во всех взглядах читалось одно и то же: «Как был лохом, так и остался!» И тут же переключили свое внимание на более интересные сюжеты.
— А помните, как Сурков на экзамен пьяным пришел?
Снова смеются однокашники, а Витька Сурков тоже смеется и поясняет:
— Кислов бутылку браги принес, а она вроде слабая, только потом ноги не идут.
Эта история всем известна уже десять лет, но веселит, как новая, а Кислов добавляет:
— Мы из складного стакана пили, а Витька говорит: что там за осадок? А это окурок размокший!
Стол весело хохочет. А Говоров слабо улыбается и думает, как надо было ответить про этот злосчастный значок, чтобы все посмеялись и не считали его лохом…
— Ладно, — строго говорит Серега Шеремет, он был курсовым старостой. — А кто чем занимается?
— Я — собой! — хохочет Алина, демонстрируя ослепительно белые зубы. — То салон, то солярий, то клубы… Некогда по сторонам посмотреть!
— Я дома сижу, веду хозяйство, — под требовательным взглядом старосты негромко говорит сидящая рядом Маринка Медведева. Она выглядит, как Алинкина мама: постаревшая, грузная, с темным тяжелым лицом и тусклым взглядом.
— А чего тогда ты на базаре мясо продавала? — развязно спрашивает Валерка Конь.
Маринка краснеет.
— Это меня соседка попросила. Ей привезли из деревни, а она заболела. Могло испортиться.
Ей явно неловко. И Виталику Егорову неловко — он вкалывает в строительной шарашке и иногда подбрасывает Говорову халтуру по электрике, Игнатьев трудится в шиномонтаже… А Валерка Конь с гордостью рассказал, что организовал фирму «челноков»: одни женщины привозили из Турции и Китая огромные сумки с дешевым ширпотребом, другие продавали их на местном вещевом рынке, а он снимал сливки.
— И деньги идут, и бабы при мне, — хохотал Конь, и смех его был похож на конское ржанье. — Как в рекламе: два удовольствия в одном флаконе!
Вдруг он перестал ржать и озабоченно свел брови.
— Кстати, а где Забор? Болтали, он теперь в Москве, владеет крупной фирмой…
— А я другое слышал, — солидным баритоном произнес Ванька Вельветов, и все стали внимательно его слушать. — Закрыли его. За рэкет.
— Вот оно как… Наверное, сначала фирма, а потом посадили, — кисло сказал Конь. — Так всегда бывает…
— Стоп, стоп, стоп! — Лешка Плугин хлопнул в ладоши. — Не туда поехали! Мы зачем собрались? Веселиться да о хорошем рассказывать. Вот Валюша, краса наша, чем занимается?
— В основном шопингом, — с достоинством сообщила Валька Шальнева.