Джен

И вся ее одежда теперь ей была не нужна! Расколдовали Лебедя. Груди ее белые, теплые, и живот белый, теплый, и плечи, и вся она белая. И не знаю я на всей Земле женщины белей Джен. И не хочу знать!

Свет луны лился через окно в комнату.

— Гладь, гладь. Целуй. Здесь, и здесь, и здесь — где хочешь...

Потом Джен сидела, откинувшись назад, подложив себе под спину подушку. Свет я не включил, но мои глаза уже привыкли к темноте. Я видел ее профиль, ее плечи, покрытые черными пятнами ее волос.

— Зачем мне это нужно, ты не знаешь?

Я молчал. Ожидал, что последует раскаяние. Всё — как и положено: совершенный грех, потом раскаяние. Обязательная часть программы женщины, вступившей в... скажем так, сомнительную интимную связь с мужчиной.

Она подтянула повыше к себе плед, словно желая спрятаться под ним.

— Кстати, у меня двое детей. Я уже скоро стану бабушкой. И вот, приехали.

— Хочешь чай? Кофе?

— Нет, спасибо... Сегодня пятница. Шаббат. Царица Суббота, — помолчав, она вдруг запела что-то на идиш. — Каждый Шаббат мы в семье пели эту песню. Мы с Сарой зажигали свечи и, накрыв на стол, ждали отца из синагоги. Он приходил, читал молитву и наливал в чашу вино. Потом мы ели халу, я всегда выковыривала из нее изюм, а мама говорила, что я — сладкоежка и слишком переборчивая, а нужно брать то, что дают, — хмыкнув, снова напела ту же песенку. — Знаешь, о чем эта песня?

— О чем?

— О Женщине. О том, что Женщина ценнее любого жемчуга... Представляю лицо Сары, если бы она меня сейчас увидела… У тебя душ работает?

— Да, конечно. Сейчас достану тебе свежее полотенце.

Она поднялась, и через минуту я услышал шелест клеенчатой шторы в ванной и шум воды из душа.

***

Утром Джен наводила у зеркала марафет. Она уже была в платье, волосы расчесаны, губы накрашены. Только босиком — ее туфли стояли в коридоре.

Я варил кофе у плиты. Сквозь квадратный проем в стене, разделяющей кухню и комнату, поглядывал на Джен. Вскоре вынес из кухни в комнату и поставил на стол две чашки кофе, сахарницу и молоко.

— Не уходи. Нам теперь спешить некуда.

— Виктор, дорогой, ты что, и вправду думаешь, что между нами возможно что-то серьезное? Смешной ты. Мой сын тебе в друзья годится. А я — старая, толстая, больная. Если начну перечислять свои болезни — испугаешься.

Она отошла от зеркала. Затем посмотрела на стены, увешанные эскизами, где Джен — в образе Черного Лебедя, в балетной пачке, «ню»...

— Картинная галерея, посвященная мадам Дженнифер Леви. Я была для тебя не только супервайзершей, но и натурщицей. Надеюсь, неплохой, — она подошла к столу, где я делал последнюю сервировку с чайными ложечками. — Все. Я приняла решение. Можно тебя попросить об одном одолжении? Только пообещай, что исполнишь то, о чем я тебя сейчас попрошу.

С серьезнейшим видом я продолжал раскладывать две чайные ложечки — то одну поправлял возле чашки, то другую.

— Забудь обо мне. Я напишу тебе отличную характеристику за прохождение интернатуры. И будь доволен, что переспал со своей супервайзершей, внеси меня в список своих побед.

Нахмурившись, я положил вторую ложечку строго на таком же расстоянии от блюдца, что и первую.

— О’кей, хочешь узнать правду? Я с тобой решила просто попробовать. Чтобы утолить свое женское любопытство. Захотела испытать некоторые чувства. Тебе этого не понять.

— И как, осталась довольна?

Ничего не ответив, она пошла в коридор, где стояли ее туфли. Не наклоняясь, пальцем ноги поправила подвернувшийся кожаный задник. Затем достала из сумочки мобильник:

— Я хочу вызвать такси. Какой у тебя адрес?

Я назвал адрес дома.

— Ты даже не предлагаешь отвезти меня домой! — возмутилась она.

— Я не твой личный водитель. А тебе уже давно пора самой сесть за руль и начать водить машину.

— Ты не мой муж, чтобы мне указывать, что я должна делать, а что нет.

Она позвонила в такси, спрашивала у диспетчера, сколько придется ждать, и возмущалась, почему так долго.

— Останься. Нам ведь хорошо вдвоем. Даже если я и не твой муж.

— Виктор, дорогой. Да, я к тебе тоже неравнодушна, ты это хочешь услышать? Я даже с Марком рассталась, к твоему сведению. И сейчас жалею об этом. В последнее время я стала совершать страшные глупости. И всё из-за тебя... Понимаешь, мы с тобой очень разные. И мне это совершенно не надо. Не надо, — повернувшись, она взялась за ручку, чтобы повернуть ее и открыть дверь.

В три широких шага я подошел к ней, подхватил на руки и понес на диван. Джен дрыгала ногами, била меня в грудь.

— Ты псих, псих, пси…

***

Все выходные мы провели вместе. В воскресенье вечером я отвез ее домой. Она вбежала на крыльцо, махнула мне на прощанье рукой.

Неожиданно взмахи ее рук изменили направление, и она стала звать меня к себе.

Я вошел к ней в дом. Год назад я и представить себе не мог такое, а сейчас это казалось само собой разумеющимся. За эти два дня я настолько с ней «слился», настолько чувствовал себя частью ее, а ее в себе, что просто не понимал, как мог жить без Джен до сих пор. А я и не жил до сих пор. Так, болтался на земле без всякого дела и смысла.