Дженни. Ближе к дому

— Всем нам, цветным, будет лучше, когда мы умрем и нас зароют глубоко в землю, — говорила бабушка Мэддокс, причитая все громче и раскачиваясь все быстрей. — Никогда мы, негры, не знали другого покоя. Не спорьте со мной, я знаю, что говорю. Всегда какая-нибудь гроза собиралась над нами, неграми. Я это видела всю жизнь, и теперь стало не лучше, чем в тот день, когда я на свет родилась. Когда я умру и меня зароют в землю, то прошу, чтобы вы все веселились и плясали, потому что тогда все мои несчастья останутся наверху, на земле. И я хочу, чтобы меня похоронили вниз лицом, чтобы мне не глядеть сюда наверх и не видеть всего того горя, какое еще есть у всех и какому помочь невозможно. Не хлопочите насчет цветов и нарядного гроба — просто веселитесь и пляшите, поминая меня.

— Я буду плясать на твоих похоронах, бабушка, — сказала ей одна из соседок, — и буду плясать сколько сил хватит, только это случится не скоро. Ты такая крепкая, что доживешь до ста двадцати лет. Видела я и раньше крепких старушек, вроде тебя. Характер у них с годами делается упрямым, и они живут да живут, чтобы нас бранить, таких, которым всего пятьдесят или шестьдесят лет.

— Кабы я знала свой долг, так мне бы надо было больше бранить Харви, чтобы он помалкивал, а то у него самого разума не хватило, — сказала она. — Не был бы Харви Браун весь искромсан, как теперь, и не помер бы, если бы я пуще его бранила. Таких негров, как он, надо почаще бранить. Не хватает у них разума в пустой голове, не понимают, что белому всегда надо уступать дорогу.

— Может быть, и так, бабушка, но только времена теперь быстро меняются, и не всегда будет так, как было в прошлом. Ты только проживи подольше, и сама когда-нибудь увидишь, что все стало по-другому. Когда это случится, проснешься однажды утром, и куда только все твое горе денется, будешь глядеть во все глаза на новую жизнь. Большой перемены еще нет пока, но она не за горами, а тем временем все меняется понемножку.

— Уж лучше я буду лежать в своей могиле вниз лицом, чем оставаться здесь наверху и терпеть все несчастья, которые вы, хвастуны, на себя накликаете. Я старых времен негритянка, из племени Гичи, и всю свою жизнь видела, как на нас, негров, валится несчастье за несчастьем. А теперь помолчите-ка, покуда белые не услыхали, как вы болтаете. И без того у нас хватает горя.

По дороге на работу Эл Дидд остановился поговорить с Эдом. Говардом на городской площади. Эд подметал тротуар перед своей пивной и увеселительным заведением. Было еще раннее утро, еще не пробило восьми часов, и у Эла оставалось несколько свободных минут до начала работы на электростанции. Он подождал, пока Эд не сметет весь мусор в канаву.

— Видел ты сегодня Туземца? — спросил он.

— Нет, не видел, — отвечал Эд. — Да так рано я и не ждал его.

— Ну ладно, а ты слыхал, что случилось нынче ночью в негритянском квартале?

— Слыхал. И тем, что я слыхал, дело еще не кончится, — сказал Эд, стоя в дверях и поглядывая через улицу на серое каменное здание суда. — Даром это не пройдет, тут заварится такая каша. Вот подожди, увидишь. Кое у кого не хватает еще разума понять это, но времена переменились. Можно было проделывать такие штуки в старое время и ни во что это не считать, потому что вряд ли кто-нибудь стал поднимать из-за этого шум. Но не теперь. Кое-кто еще пожалеет, что изуродовал этого парня, — если можно жалеть после того, как ты помер.

— Ты не осуждай Туземца, — заговорил Эл. — Туземец здесь ни при чем. Он здесь так же ни при чем, как мы с тобой.

— Я Туземца Ханниката вовсе не осуждаю. Если он захотел жениться на белой женщине, а потом вдруг взял да и спутался с негритянкой, это его дело. Не он первый из белых мужчин путается с негритянками, не он и последний. И за мной это водилось, и за тобой тоже, да покажи ты мне такого, чтоб не путался, из тех, у кого усы растут. Может, и есть другой способ получить больше радости от женщины, только если есть, я его до сих пор не знаю. Я знаю одно, это то, что Мэйбл Бауэрс не имела никакого права затевать крестовый поход ради того, чтобы прекратить такое обыкновенное дело, да к тому же и кончилось оно не по-хорошему. Если она никак не может с этим примириться, так вон в том здании сидит судья для того, чтобы давать развод белым женщинам, которые не умеют угодить мужчине так, как цветная девушка. И еще одно. Гровер Гловер не должен был соваться не в свое дело из-за нескольких лишних голосов. В наше время никому нельзя изуродовать негра так, как изуродовали этого парня нынче ночью, и остаться безнаказанным. Я такие штуки считаю вредными. Застрели его, если надо, ну и хватит с тебя. Просто не считаю нужным уродовать человека, белый он или черный. Ну, я свое мнение высказал насчет этого грязного дела, с начала и до конца.

— Эд, как ты думаешь? Клайд Хефлин это самое потому сделал, что рассчитывал застать девчонку одну и побаловаться с ней, а потом взбесился и изуродовал Харви Брауна, чтобы и ему она не досталась?

Эд кивнул.

— Ну что ж, у нас с тобой имеются основания так думать.