Дженнифер Морг

Я чувствую, что Рамона удаленно двигает моей челюстью. Довольно неуютно – у меня во рту будто кто-то помер.

– Почти на месте, – говорит она технику, который сменил Биллингтона на время скучной части спуска. – Через пару минут должны встать на стыковочный конус. – Она чуть сильней нажимает на ручку тормоза. – Тридцать метров. Какая высота?

Техник смотрит на экран, которого я не вижу.

– Сорок метров над точкой ноль, сто семьдесят градусов на два-два-пять метров.

– О’кей…

Мы уже еле движемся. Рамона снова нажимает на тормоз, когда мимо проплывает метка «10». Тормоза усилены гидравликой – захват, на котором она сидит, весит как аэробус, и громадные ролики наверху скрипят и воют, сдирая краску с трубы и обнажая блестящий титанографит. (И здесь не поскупились: из этого материала обычно строят спутники и ракетоносители, а не буровые штанги, которые потом собираются распилить на части, когда вытащат на поверхность.) Я вижу, как Рамона хмурится, глядя на индикатор направления, а потом осторожно нажимает другой рычаг, чтобы выпустить воду из струйного руля и развернуть платформу под расположение стыковочного конуса. Затем снова отпускает тормоз – ровно настолько, чтобы мы неспешно прошли последние метры.

Труба расширяется втрое, а затем вообще перестает быть трубой: на конце буровой штанги болтается гигантская коническая пробка с ребрами, которые входят в пазы на нижней части платформы, как личная анальная пробка Сатаны. Мы плавно опускаемся, конус раздвигает ролики, а затем стыковочная система плотно садится на него.

– Есть. Сейчас наведем захват, – говорит Рамона и нажимает на последний рычаг. Снизу раздается неровный перестук, с которым входят в пазы гидравлические распорки, закрепляющие платформу на конце штанги. – Направляйте нас на цель.

– Проверьте, что вы пристегнулись к креслу, – шепчет мне в ухо техник. – Визуальный осмотр. Защитные контуры не нарушены?

Рамона включает фонарь-налобник и направляет его на металлические панели у себя под ногами. Бледный свет выхватывает неевклидову схему вытесняющего Вульпис-массива, нанесенного на палубу сварочной горелкой.

– Есть. Контур чистый и цельный. Как его запитать?

– Об этом мы позаботились.

Ну отлично: похоже, они собираются опустить Рамону внутрь поля вокруг ДЖЕННИФЕР МОРГ – поля, которое убивает электронику и, возможно, все живое, – только с одним защитным контуром, которому для активации требуется кровь.

– Внутри «Аристократическая бледность»™ Номер Три®, а в камере «четыре» наготове жертва. Эксангвинация должна начаться через две минуты.

– Ага, ладно. – Рамона смотрит на компас, пытаясь подавить приступ гнева такой силы, что я чуть не зеваю. – Чем жертва заслужила эту звездную роль?

– Понятия не имею: плохой годовой отчет по продажам или еще что-то. Таких, как она, у нас бесконечный запас. – Техник на некоторое время уходит по приказу Биллингтона, а затем кивает и снова появляется в поле зрения. – Так. Вы сейчас увидите, как контур засветится. Если он останется темным, немедленно сообщите мне.

Рамона смотрит вниз. Над рунами на платформе порхают призрачные красные искорки.

– Светится.

– Хорошо.

Где-то рядом, неприятно близко к моему сознанию, ее демон тревожно извивается во сне, по нам обоим пробегает сладострастная дрожь – он чует близость смерти. У меня бегут мурашки по коже в паху, я чувствую, как набухают соски Рамоны. Она вздрагивает.

– Что это?

Теперь надо мной склоняется Биллингтон.

– Вы на расстоянии двадцати метров над краем заградительного поля в центре контагиозной сети и защитного контура. Если я не ошибся в своем анализе, поле примет жертву, а вас пропустит. Фатумная запутанность с Бобом собьет с толку датчик дистанции, так что вы должны выжить. Сейчас рекомендую открыть перископ: с этого момента вы действуете самостоятельно – пока не сбросите балласт.

Он ловко отступает на шаг, и контур на полу вокруг моего кресла загорается так ярко, что отсветы пляшут на потолке, а я вдруг на миг возвращаюсь в собственную голову.

– Эй!.. – начинаю говорить я, и тут…

Все.

Становится.

Сложно.

Я Рамона: я склоняюсь над узким стеклянным ящичком в центре консоли, смотрю на бурое поле ила, орудую рычагами управления и подвожу платформу и захват ближе к цилиндрическому холмику посреди плоской равнины. Я в своей стихии, мокрой и скользкой, и совершенно не чувствую тысяч тонн воды, которые давят на меня сверху.

Я Боб: безучастно лежу тряпкой в стоматологическом кресле в центре пентакля, в глаза мне бьет свет, в левой руке у меня катетер, через который капает физраствор, – они меня чем-то накачали, я тут пассажир, а не водитель.

И я кто-то другой: напуганный до смерти, привязанный к каталке так, что не могу пошевелиться, а вокруг темные фигуры в балахонах нараспев произносят странные слова, а я бы закричал, если бы мог, но у меня что-то не так с горлом, почему меня никто не спасает? Где полиция? Этого не может быть! Или это какое-то дурацкое посвящение в сестринство? У одной из сестер большой нож. Что она делает? Когда я отсюда выберусь…