Дженнифер Морг

Я ежусь, будто кто-то прошелся по моей могиле. Он делает мне предложение, от которого невозможно отказаться: только угрозу насилия подает как пассивное бездействие. Чтобы запугать нас, ему достаточно просто позволить природе нашей запутанности развиваться естественным путем. Я вспоминаю бездонный ужас, прячущийся позади души Рамоны, бесчувственную тяжесть тела Марка на ней, грузного, не дающего дышать. Запри ее в каюте на несколько дней – что же она будет есть? Твари в ней нужно питаться. У меня перед глазами вдруг встает жуткое видение: я и Рамона уже сливаемся по краям, один запутанный разум в двух телах, запертых в разных комнатах, и нам в спину дышит темная сторона нашей двойственной души – Другой входит в оргиастическое исступление, которое можно утолить, только проглотив наши сознания…

«Я не сдамся», – телепатирую я ей, а затем киваю Биллингтону.

– Ситуацию понял. Бизнес есть бизнес. Я буду вам помогать.

– Отлично. Или, как вы, англичане, говорите, «превосходно»!

Он радостно улыбается, накалывает вторую половинку бекона на вилку и опускает на уровень коленей. Белая молния вылетает из-под стола, чтобы сорвать бекон прямо с вилки.

– Ах, Пушок. Вот ты где! – Биллингтон наклоняется и поднимает большого белого кота, который поворачивается и смотрит на меня небесно-голубыми и до жути человеческими глазами. – Думаю, пора вас познакомить. Поздоровайся с мистером Говардом, Пушок.

Пушок смотрит на меня так, будто я мышь-переросток, а затем противно шипит. Биллингтон ухмыляется мне из-за шести килограммов злобного кота.

– Вот ради Пушка я это все и затеял, мистер Говард. Все ради того, чтобы покупать ему сухой корм.

– Сухой корм?

Я качаю головой. На шее у Пушка красуется ошейник с такими бриллиантами, что им бы место в Тауэре под охраной полка бифитеров.

– Ну, лично я приветствую наших новых кошачьих владык, – я иронично киваю животному.

– Я думала, накормить котика вы можете на карманные деньги? – говорит Рамона.

– У Пушка очень дорогие вкусы, – нежно воркует Биллингтон, а проклятая тварь наконец слегка успокоилась и позволяет ему почесать себя за ухом.

Завершающим аккордом этой сюрреалистической сцены становится Эйлин: она вдруг судорожно вздрагивает, будто ее ударили током. Затем качает головой, зевает и оглядывается.

– Я что-нибудь пропустила? – ворчливо интересуется Эйлин.

– Ничего важного, дорогая, – ласково отвечает ее муж. – Какие новости?

«Просто завтрак с семейством Гитлеров», – думаю я, глядя в пустоту между ними.

– Ох, – придя в себя, Эйлин горбится, как птица-падальщик. – Все в порядке, центральные бизнес-группы наступают по всем фронтам, сегодня новостей нет. – Она внимательно смотрит на меня, затем на Рамону. – Думаю, остальное нам лучше обсудить в офисе. Лишние уши, ты же понимаешь.

Биллингтон бросает взгляд на сервированный на столе завтрак. Я поспешно подливаю себе кофе, прежде чем он поднимает взгляд.

– Хорошо. – Он резко встает, по-прежнему держа на руках Пушка, и кивает мне, а затем Рамоне. – Вы можете доедать. А потом возвращайтесь в свои комнаты. Уже недолго осталось.

Они с Эйлин выходят из столовой через дверь в задней части комнаты, оставив меня наедине с Рамоной, остатками завтрака и тревожным чувством, что я слишком близко подошел к краю обрыва – гравий уже сыплется из-под ног, и поворачивать назад поздно.

В конце концов побеждает прагматизм: если ты пленник, ни за что не угадаешь, когда снова позовут на деловой завтрак, так что я хватаю пару тостов и набираю полную тарелку закусок. Рамона сгорбилась, сидя на стуле и глядя в иллюминатор над сервировочным столиком. От нее исходят черные волны подавленности и тоски.

«Мы еще не проиграли, – беззвучно говорю я ей, набив рот драниками. – Если сумеем выйти на связь с центром, можем еще переломить ситуацию».

«Думаешь? – Она протягивает свою чашку, и стюард наполняет ее кофе. – Как считаешь, что они сделают, если мы им расскажем, что происходит на самом деле? Дадут нам время убраться с корабля, прежде чем откроют огонь?»

Рамона делает глоток и ставит чашку на стол. Я чувствую, как горячий кофе обжег ей язык, и морщусь от внезапного приступа изжоги.

«Тогда придется нам самим его остановить», – пытаюсь ободрить Рамону я.

«Да ну. Не так все работает, Боб».

«Что – все?»

«Гейс».

Она встает и улыбается стюарду:

– С вашего позволения.

Стюард отходит в сторону. В его глазах нет ничего человеческого; я протискиваюсь мимо, прижавшись спиной к стене. Рамона открывает боковую дверь рядом с лестницей. За ней – короткий коридор с несколькими дверями.

– Я хочу кое-что тебе показать.

Что? С каких это пор Рамона так освоилась на яхте Биллингтона? Я медленно иду за ней и пытаюсь не гадать, что же происходит.

– Сюда, – говорит она, открывая одну из дверей. – Об охранниках не беспокойся, они либо внизу, либо на верхней палубе – это личные покои владельца, пока мы отсюда не выходим, охрана не нужна. Это большая гостиная.