- Солью, - я выдавила подобие улыбки.
- Знаешь, Викуля, - вдруг сказал Макс, - ты супер! Первый раз в жизни я не буду ругаться на твои выходки, потому что в этот раз ты сделала всё правильно. Давно следовало этому упырю анфас подстрелить!
- Ева, любовь моя, дай мне ружьё, - попытался разогнуться Дима.
- Даже не надейся! – рявкнула я, а Макс вдруг захохотал.
- Ты чего? – нахмурилась я.
- «Кавказскую пленницу» вспомнил! – взвыл супруг, - садитесь, товарищ, нет, я лучше постою, - и я тоже захохотала.
- Я смотрю, у вас веселья через края, - пробурчал Дима, и, по-прежнему держась за спину, поднялся по лестнице, и ушёл.
- А кто второй-то? – спросил Иван Николаевич, и откинул в сторону коробки, а у меня началась смехоистерика.
- Я же сказала, без третьего раза не обойтись! – выла я, глядя на распластанное тело Збышека.
- Очень хорошо, - вздохнул Иван Николаевич, подхватывая парня за одну руку, Макс за другую, и они втащили его в гостиную.
Пожилые дамы с глупым видом смотрели на молодого человека. Мы с Беатой притащили тафту с террасы, и мужчины свалили Збигнева на неё.
Беата полила ему на лицо воды, и тот открыл глаза, моргая, как целлулоидный пупс.
- Что это было? – спросил он.
- Привет, - слабо улыбнулась я, - я приняла тебя за грабителя, и выстрелила солью.
- Чего? – он попытался сесть, взвыл, и кубарем скатился с тафты, - как ты мне надоела! – он резко разогнулся, схватил меня за плечи, и стал трясти, как грушу, - как жаль... – он замолк, глядя на меня с ненавистью.
- Чего тебе жаль? – фыркнула я.
- Что я не преступник, - прошипел он, - а то придушил бы тебя, глупая курица!
- Смотри, не заплачь от расстройства, - ухмыльнулась я, резко оттолкнув его. Он не удержал равновесия, плюхнулся на задницу, разразился ругательствами, и встал с пола.
- Вика, как тебя угораздило? – повернулась ко мне подруга.
- А откуда мне было знать, что у тебя в подвале бродят мой поклонник и твой любовник, - буркнула я, - или мне у потенциальных грабителей паспорта спрашивать?
Тут заговорила тётка Агнета. Да не просто заговорила.
Пожилая дама ругалась на незнакомом языке, кричала, на чём свет стоит. А потом ткнула в меня костлявым пальцем с аляповатым перстнем с синим камнем.
- Твоя подружка ещё хуже, чем мне говорили! – вскричала она на английском, - подобное притягивает подобное! Не успела осесть земля на могиле моего брата, как ты в дом любовника привела! Путана! Ещё хочешь, чтобы я тебе позволила с сыном видеться! Чему ты можешь научить малыша? Развратница! Тебя следует материнских прав лишить! Ты лентяйка и разгильдяйка!
Беата побелела, как полотно. Тётка Агнета орала на двух языках, чередуя датский и английский, а потом вдруг посинела, схватилась за горло, и упала на диван.
У неё мгновенно начала опухать шея, дыхание стало шумным и прерывистым, и мы не на шутку перепугались.
Беата бросилась звонить врачам, старушки квохтали над ней, а я металась по дому, не зная, что предпринять.
Сделать старушке искусственное дыхание? Вряд ли это поможет. Ей становилось всё хуже и хуже.
Но врачи приехали быстро, осмотрели больную и вынесли вердикт – отёк Квинке. Они сделали пожилой женщине укол, и она немного пришла в себя. Голос вернулся, но был хриплый.
- Отчего мог произойти аллергический шок? – протянула я.
- Она говорит, что у неё аллергия только на сандал, - прошептала мне Беата, и я зажала рот рукой.
- Что? – не поняла подруга.
- Палочки! – прошипела я, - ароматические палочки! Среди них есть сандаловые!
- Ну, и на что это мне? – закатила глаза Беата.
Я пожала плечами, а подруга толкнула меня в бок локтём.
- Живее, туши эту дрянь, пока они не сообразили, что к чему.
- А чем так пахнет? – вдруг спросила одна из подружек.
Короче говоря, мы спалились. Орать тётка Агнета не могла, зато испепеляла Беату взглядом.
В итоге старушку госпитализировали, её подружки, наградив
нас свирепыми взглядами, удалились, а Беата рухнула на тафту.
- Может, мне ещё разок родить? – задумчиво спросила она, - девочку. Назову Юлитой или Яниной, но, только, чтоб отца не
было. Чтобы никто у меня малыша не отнял!
- Это как? – засмеялась я, - из пробирки? ЭКО?