Джентльмен-капитан

Чарльз Квинтон не раздавал без нужды безоговорочные команды. Мой старший брат был человеком обоснованных слов и действий. Однако уже десять лет ему нездоровилось. Больной Чарльз мог легко превратиться в умирающего Чарльза. А мёртвый Чарльз повергнет меня в самый страшный кошмар. Я всё ещё помнил слова дяди Тристрама, сказанные мне, пятилетнему ребёнку, когда мы хоронили моего отца в разрушенных хорах аббатской церкви.

— Твой брат Чарльз теперь граф, Мэтти. Десятый граф Рейвенсден. Тебе надлежит повиноваться ему и почитать его после короля и Бога. Но если, как твой отец, Чарльз падёт во славе в жестокой войне, ты станешь графом. Отныне ты наследник Рейвенсдена.

Наследником Рейвенсдена я и оставался. Наследником долгов отца, крошащихся стен и брюзгливой вдовы. Наследником обязанностей, которые не хотел бы принять никогда.

Маск хорошо знал нашу семью — даже слишком хорошо — и прочитал мои мысли.

— Ваш брат жив и здоров, капитан Квинтон. Насколько это возможно. Вам пока ещё не быть графом, не в этот раз.

Облегчение было написано на моём лице, но на нём отразилось и явное нетерпение.

— Тогда какая же острая нужда заставляет нас отправляться в Лондон сию минуту, скажи мне?

Маск наслаждался моментом.

— Граф поручил сказать вам, сэр. Это специальный и срочный приказ короля. Вам следует явиться к его величеству лично, во дворец в Уайтхолле. Сегодня вечером, капитан Квинтон.

Глава 3

Чтобы объяснить всё семье, времени потребовалось мало, а попрощаться — и того меньше. Корнелис угрюмо пожал мне руку, склонив голову на немецкий манер. Матушка была непроницаема и жизнерадостна, как всегда: она привыкла провожать мужчин, отправляющихся навстречу судьбе по воле короля, и я был удостоен лишь небрежного поцелуя. В слезах Корнелии смешались гордость от личного внимания ко мне со стороны монарха и бесконечные опасения: что бы оно могло предвещать? Милая, милая Корнелия, чьи мысли в большинстве случаев в точности совпадали с моими! Неотложный вызов к королю? Даже исполнение мечты всей моей жизни — назначение в гвардию — не оправдывает такой срочности, думал я, выезжая из конюшенных ворот и прочь от тех, кто за меня тревожился.

И всё же пути Квинтонов и Стюартов пересекались не раз, часто неясным для меня образом, и обращение одних к другим за помощью представляло собой явление обычное. Мой брат и нынешний король были близкими друзьями, и Чарльз нередко, как утверждала моя мать, выполнял секретнейшие поручения монарха. Мой дед был одним из тех, кто помог деду короля, Якову Шотландскому, сесть на английский трон, так утверждал дядя Тристрам, да и роль самого Тристрама при дворе была значительной, хотя и несколько туманной. И конечно, мой отец, вопреки изначальному нежеланию сражаться за эту или любую другую идею, принёс наивысшую кровавую жертву первому королю Карлу. Как и его многострадальный правитель, граф Джеймс был воистину роялистом–мучеником — по крайней мере, так уверяли приверженцы монархии по всей стране. Всё это делало срочный вызов одного из его сыновей к королю не таким невероятным, как для многих других молодых людей высокого происхождения.

«Я Квинтон, — рассуждал я. — Король пожелал меня видеть, и этого должно быть достаточно». Однако лояльность не исключает простого человеческого любопытства, а уж его мне было не занимать.