Джентльмен-капитан

Мы проплывали мимо прибрежных дворцовых построек Уайтхолла. Из многих окон лился свет, слышались музыка и смех. Хотя дворец занимал огромное пространство, растянувшись от Чаринг–Кросс почти до Вестминстерского аббатства, и превосходил размерами многие города, строения его были, по большей части, низкими и невыразительными порождениями разных эпох. Только огромный Банкетный зал, построенный для старого короля Якова и возвышающийся над прочими зданиями даже в темноте, напоминал шикарные дворцы, виденные нами во Франции и Испании. Лодка миновала ступени Уайтхолла, причал для широкой публики, и направилась к закрытому пирсу. Это была тайная лестница, личная пристань короля, где два копейщика и два мушкетёра стояли навытяжку, в готовности отвадить любое назойливое судно, подошедшее слишком близко.

Суетливый коротышка с тяжелым подбородком ожидал на пристани с фонарём в руках.

— Милорд граф, капитан Квинтон, — сказал он. — Будьте любезны следовать за мной.

Это был Том Чифинч, хранитель тайных ходов его величества. Почти каждая личная встреча с монаршей особой организовывалась Чифинчем, и он, должно быть, знал все чего–нибудь стоящие секреты в Англии. Он безошибочно вёл нас по лабиринту Уайтхолла: вдоль слабо освещённых галерей, вверх по узким лестницам, сквозь пустые покои. Ароматы Уайтхолла, как всегда, являли абсурдное и головокружительное сочетание: в один миг — запах изысканного французского парфюма, долго витающего после того, как его носительница удалилась (несомненно, в постель некоего мерзкого распутника); в другой — менее приятные запахи многочисленных отхожих мест дворца, которые не чистились, вероятно, с того времени как лорд–протектор Кромвель и его солдаты топали по этим самым коридорам в грубых кожаных сапожищах. Наконец, Чифинч оказался у закрытой двери, постучал, вошёл и поклонился. Мы последовали за ним в небольшую, слабо освещённую комнату, выходящую окнами на Темзу.

В комнате сидели трое мужчин, они потешались над собачонкой с длинными ушами, навалившей кучу на полу и возмущённо озирающейся, как будто обвиняя одного из них в содеянном. У старшего из троих, человека лет сорока или больше, было усталое лицо с орлиными чертами. Понося собаку, он говорил с сильным немецким акцентом. Младший, высокий и неуклюжий, мучительно пытался изобразить улыбку на вытянутом строгом лице. В середине располагался темноволосый мужчина, также высокий, немного за тридцать, с огромным уродливым носом, в изящном чёрном парике и со смехом, подобным перезвону колокольчиков. Мы, братья Квинтоны, непроизвольно поклонились.

— Ваше величество! — произнес граф, мой брат.

Карл II, Божьей милостью (а точнее сказать, милостью политиков, пригласивших его вернуться и править над нами) король Англии, Шотландии и Ирландии.

— Чарли, Мэтт. Вы прямо вовремя, — Карл поднял глаза и кивком пригласил нас войти, указывая на вино на столе. — Беда с этими собаками. Гадят повсюду. Бог знает, что подумает новая королева, моя будущая жена, когда наконец прибудет. Готов поспорить, португальцы не дают собакам такой свободы. Может, они едят проклятых тварей. Мощи Христовы, пусть я король Англии, помазанник Божий, но как мне помешать собакам загадить весь дворец? А, Джейми?

Молодой человек мрачно кивнул, но промолчал. Чарльз и я были достаточно хорошо знакомы с Яковом Стюартом, герцогом Йоркским и наследником трона, чтобы в полной мере оценить его неловкость от небрежного упоминания братом собачьего дерьма и имени Божьего в одной фразе.

Пока робкие слуги убирали беспорядок, король налил себе ещё вина и продолжил:

— Ах да, Чарли, ты–то, конечно, хорошо знаешь нашего кузена, но я сомневаюсь, встречался ли с ним раньше Мэтт?

Я поклонился третьему присутствующему, который оглядел меня с ног до головы и нахмурился.

— Мэтью Квинтон. Так. Ты больше похож на отца, чем на благородного графа, твоего брата. Да, я вижу его, когда смотрю на тебя.