Джентльмены чужих писем не читают

‑ Да ни хера не шучу. И сильно рискую собственной башкой. Оторвут к ядрёной матери, если узнают про наш разговор. Поэтому вопрос третий, он же последний: зачем я тебе об этом говорю? Ответ: я не знаю, что там за игры наверху затеяли с твоим участием, но считаю, что они в любом случае жизни твоей не стоят. Твоей или чьей другой – неважно. Игры эти никакого отношения к обороноспособности страны не имеют. Короче, за жизнь твою с этого момента никто не даст ни копейки.

– Что же мне делать?.. – растерялся Иван.

– Думай сам, не маленький. Лучше всего исчезнуть, но так, чтобы тебя потом не искали. Потому что если тебя захотят найти – найдут… Земля маленькая, на ней не спрячешься. Совет дам такой. Сделай вид, что ты помер, а сам растворись, мотай куда-нибудь подальше и сиди там, не высовывайся. Не вздумай возвращаться к себе в Монтеррей, бизнес, там, сворачивать. В той части страны вообще никогда больше не появляйся. И к бабе своей не езди. Её там уже нет и не будет. Прячься.

– Но как?..

– Как, как… Откуда я знаю, как!.. Думай, на то тебе калган дан Господом Богом и апостолами. Главное, помни, что, если кто узнает об этом разговоре – я тоже покойник. Понял?

– Понял.

– И рекомендую сделать это, то есть раствориться, прямо здесь и сейчас, сию секунду. В дом не возвращаться. В машину свою не садиться. Раствориться. Громко сказать мне, что хочешь отойти к забору поссать – и раствориться. Других вариантов нет.

Глава 34. Нужен свежий труп

Расставшись с Иваном, который срочно сорвался куда-то по делам, Агата села в рейсовый самолет и через час была дома. Кроме слуги-филиппинца, там не было ни души. На столике возле бассейна стояло полбутылки коньяку. Куда задевался папочка, старик не смог внятно объяснить.

Она нацепила на лодыжку кобуру с револьвером, натянула сверху просторные джинсы и спустилась к гаражу, где простаивал без дела её серебристый “форд-скорпио”, несколько запылившийся за последние дни.

Про обнаруженное полицией убежище и найденное там тело своего вертухая-соратника она узнала из новостей на подъезде к Таско. Не раздумывая ни секунды, она развернула автомобиль и кружным путем – через Игуалу и Пуэбло – поехала в Маньяна-сити.

Из уличного таксофона попыталась дозвониться до Ивана. Его телефон молчал.

Среди разных премудростей, которым её обучали в лагерях, была и такая, что, когда впереди – неизвестность, первым делом надо выспаться. Она сняла на сутки номер в отеле и завалилась в койку. Проснувшись, позвонила опять. Иван не отзывался. Вот паразит, в сердцах сказала она.

Нет, он не паразит, он хороший. Он сладкий, он любимый. Это Агата сказала “паразит”. Габриэла так не думает. Прости, милый. Но что делать, если без тебя так трудно, и всё труднее, чем дальше тебя нет, тем всё труднее и труднее всякий раз из Агаты превращаться в Габриэлу!..

С этой мыслью она опять заснула, а когда проснулась, подумала, что она тоже хороша. Его телефон не отвечает, а она занята исключительно собой. Милый, милый! Почему ты не между ног моих, стройных и сильных?

А вдруг с ним что-то случилось! Вдруг его надо спасать, защищать от кого-то, вытаскивать откуда-нибудь?.. Не успев до конца додумать эту мысль, Габриэла вскочила с кровати, оделась, набрала в последний раз Иванов номер – молчание; позвонила, на всякий случай, домой – тоже никого. Тогда она побежала к автомобилю и часов через семь припарковала машину под рекламным плакатом напротив лодочной станции в Акапулько. Паренёк по имени Паулино выглядел растерянным. Увидев её, он, ни слова не говоря, прыгнул в лодку и завёл мотор. Она, тоже молча, сошла в лодку, и они отправились в плаванье.

– Ну, выкладывай, – приказала Агата и достала из сумочки двести песо. – Что стряслось с Иваном?

– Вчера… – грустно начал Паулино, отмахнувшись от денег, – ваш супруг, сеньора…

– Сеньорита, – поправила его Агата. – Сеньорита. И не супруг, а знакомый.

– Прошу прощения… Так вот, он приехал, взял лодку и поплыл на ней к своему месту. Он уже раз пять сюда приезжал, допытывался, не появлялся ли здесь какой-то сеньор, сперва кучерявый, потом наголо бритый… я даже подумал, что он перегрелся на солнце, сеньорита… пять раз плавал на свой утёс, проверял, нет ли там того сеньора… ну так вот, вчера он взял лодку, сплавал на своё место и быстро вернулся, даже не стал нырять. Велел мне, как только вы появитесь, отвезти вас на тот утёс…

Шифрограмму, которую Иван оставил ей на скале, она расшифровала в один момент. На утёсе, возвышающемся поверх той самой площадки, где Иван нечаянно повстречал своего кумира, в месте, хорошо видном с моря, поверх различных “Здесь был Петя” и “Comes mierda” на всех языках цивилизованного мира, ярким аэрографом была начертана странная фраза, что-то наподобие: “Лучше севиче может быть только севиче!” (это по-испански, а снизу по-русски было приписано “Прости, Андрюха!”, но это Агату уже не заинтересовало).