Джентльмены и профессионалы

— От моего отца, — последовал доверительный ответ. — Лорд Амерстет советовался с ним, а папа советовался со мной. Но ради всего святого, только никому не проговоритесь! Не могу понять, что заставило меня вам все это рассказать?!

— Можете полностью положиться на меня, мисс Мелхьюиш. Но… разве вам самой не страшно?

Мисс Мелхьюиш захихикала.

— Ни капельки! В приход они не заявятся. Там для них ничего интересного нет. А вот тут… Оглянитесь-ка вокруг. Одни бриллианты. Посмотрите хотя бы на ожерелье леди Мелроуз!

Вдовствующая маркиза Мелроуз — величественная престарелая дама — была одной из тех немногочисленных особ, о которых даже мне не надо было что-либо рассказывать. Она сидела по правую руку от лорда Амерстета, размахивала своей слуховой трубкой и поглощала шампанское привычными для нее — весьма большими — дозами, этакая беспутная добродушная дама, каких свет не видывал. На ее полной груди в такт дыханию вздымалось и опускалось ожерелье из бриллиантов и сапфиров.

— Говорят, что это ожерелье стоит по меньшей мере пять тысяч фунтов, — докладывала моя партнерша, — так мне сказала сегодня утром леди Маргарет (знаете, это та дама, которая сидит рядом с вашим мистером Раффлсом). А довольно перезрелая красавица намерена носить его каждый вечер. Представляете, какая это может быть добыча! Нет, у себя в приходе мы не ощущаем никакой непосредственной опасности.

Когда дамы начали подниматься из-за стола, мисс Мелхьюиш потребовала от меня новых заверений в готовности хранить тайну и покинула меня, как мне показалось, испытывая некоторые угрызения совести за свою болтливость, но в значительно большей мере удовлетворенная тем, что, несомненно, сумела придать себе вес в моих глазах. Подобное заявление, вполне возможно, воспримется как проявление излишнего самомнения с моей стороны, но разве не любая беседа порождается одним и тем же желанием — стремлением потрясти своего слушателя. А у мисс Мелхьюиш стремление потрясать во что бы то ни стало являлось отличительной чертой характера. Да, она и в самом деле умела потрясти.

Избавлю вас от описания своих переживаний в течение последующих двух часов. Я изо всех сил старался перекинуться словечком с Раффлсом без свидетелей, но мне никак не удавалось остаться с ним наедине. В столовой он подсел к Кроули, и они дымили, прикурив свои сигареты от одной спички. Причем их головы были постоянно наклонены друг к другу. В гостиной же я был вынужден подвергнуть себя настоящей пытке, выслушивая весь тот бесконечный, несусветный вздор, что А. Дж. Раффлс нес в слуховую трубку леди Мелроуз, с которой он был знаком накоротке еще по Лондону. И, наконец, в бильярдной комнате, пока он играл нескончаемо длинную партию, я должен был сидеть поодаль и просто выходить из себя в компании очень серьезного шотландца, который прибыл сюда уже после ужина и который не говорил ни о чем, кроме как о последних технических усовершенствованиях в области мгновенной фотографии. Он приехал не для того, чтобы принимать участие в матчах (как он мне сам сказал), а с целью отснять для лорда Амерстета серию таких крикетных снимков, каких никто и никогда еще не делал. Правда, мне так и не удалось выяснить, о чем шла речь — об истории любительской или профессиональной фотографии. Помню, однако, что, пытаясь отвлечься от своих мыслей, я время от времени начинал внимательно вслушиваться в слова этого зануды.

И вот, к счастью, это долгое испытание завершилось. Все бокалы оказались пусты, мужчины пожелали друг другу спокойной ночи, и я пошел за Раффлсом в его комнату.

— Все пропало! — выпалил я, как только он зажег свет и закрыл дверь. — За нами следят. За нами наблюдают с того самого момента, как мы покинули Лондон. И здесь у них находится сыщик!

— Каким образом ты это выяснил? — спросил Раффлс весьма резким тоном, но не обнаруживая ни малейшего признака особого волнения.

Я рассказал ему, откуда мне все это стало известно.

— Разумеется, это тот самый парень, которого мы сегодня утром видели в гостинице, — подытожил я.

— Ты о сыщике? — спросил Раффлс. — Ты что же, Кролик, хочешь сказать, что не сумеешь опознать сыщика, встретившись с ним?

— Если это не тот тип, тогда кто же?

Раффлс покачал головой.

— Подумать только! Битый час ты трепался с ним в бильярдной и не смог установить, кто он такой!

— Шотландский фотограф?! — в ужасе воскликнул я.

— Шотландский-то он шотландский, — сказал Раффлс. — Возможно даже, что и фотограф. Но при этом он же — инспектор Маккензи из Скотленд-Ярда. Тот самый инспектор, которому я отправил записку в известную апрельскую ночь теперь уже минувшей весны. А ты за целый час не смог выяснить, кто он такой! Ох, Кролик, Кролик, нет, ты не создан для преступной жизни!

— Но если это был Маккензи, тогда кто же тот парень, от которого ты удирал в Уорбеке?

— Тот самый тип, за которым следит Маккензи.

— Но он следит за нами!

Раффлс посмотрел на меня с выражением невольного сочувствия и снова покачал головой, прежде чем предложил мне сигарету из своего открытого портсигара.