– Одинаковые коробки! – задумчиво пробормотал Раффлс с удивлением, достойным мистера Пиквика.
– Одинаковые коробки! – торжествующе повторил клерк. – Ох и хитрые же эти американцы, сэр! Нужно пересечь чертов Пруд[78]
, чтобы научиться трюку вроде этого, не так ли?– Полагаю, что так, – согласился серьезный джентльмен с серебряной шевелюрой. – Если только, – вдруг добавил он, как будто ему неожиданно пришла в голову эта мысль, – если только это не был тот парень, Раффлс.
– Это не мог быть он, – задергался клерк в своей башне-воротнике. – Он задолго до того отправился к морскому дьяволу.
– Вы уверены? – спросил Раффлс. – Тело было найдено?
– Найдено и похоронено, – заявил наш впечатлительный приятель. – Кажется, это случилось на Мальтере. Или в Гибельтаре. Не помню точно где.
– К тому же, – вставил я, раздосадованный всем этим вздором и в то же время стремясь внести свой скромный вклад, – к тому же Раффлс никогда бы не стал курить такие сигареты. Он признавал только одну марку. Это были… дайте-ка подумать…
– “Салливан”? – наконец-то правильно ответил клерк. – Это все дело привычки, – продолжал он, возвращая коробку с яркой этикеткой на место. – Я как-то их попробовал – мне не понравились. Дело вкуса. По мне, если ищете хорошее и недорогое курево, возьмите лучше “Золотой жемчуг” – вчетверо дешевле.
– Чего мы действительно хотим, – мягко заметил Раффлс, – так это увидеть что-нибудь такое же хитроумное, как эта последняя штука.
– Тогда идите сюда, – сказал клерк и провел нас в укромный уголок, почти всю площадь которого занимал столь памятный нам окованный железом сундук. Теперь его крышка служила подставкой для каких-то таинственных предметов, накрытых пыльным чехлом. – Это, – продолжал он, откидывая чехол, – и есть личные вещи Раффлса, изъятые из его квартиры в Олбани после его смерти и похорон. Все они достались нам. Вот его сверло, а вот масло, которым он смазывал это сверло, чтобы избежать шума. Вот ривавлер, из которого он пристрелил джентльмена на крыше дома по дороге в Хоршэм; его потом отобрали у Раффлса на пароходе, перед тем как он прыгнул за борт.
Я не смог удержаться и сказал, что Раффлс никогда ни в кого не стрелял. Я стоял, прислонившись спиной к ближайшему окну, с натянутой до бровей шляпой и поднятым до ушей воротником.
– Это единственный случай, о котором мы знаем, – признал клерк, – и доказать ничего толком не смогли, иначе его драгоценный приятель так легко не отделался бы. Вот в этом пустом патроне Раффлс прятал императорскую жемчужину. Эти буравчики и клинья он использовал для взломов. Вот веревочная лестница, которую он закреплял с помощью трости; говорят, все это было у него с собой в тот вечер, когда он обедал с лордом Торнаби, предварительно успев его ограбить. А это его дубинка, но только никто не может догадаться, зачем нужен вот этот небольшой плотный бархатный мешочек с двумя дырками с резинками вокруг каждой. Может быть, у вас есть предположения?
Раффлс взял в руки мешочек, который он изобрел для бесшумного подпиливания ключей. Сейчас он держал его как кисет – двумя пальцами, большим и указательным – и пожимал плечами с непередаваемым выражением лица. Тем не менее он показал мне результат своих изысканий – несколько стальных опилок – и прошептал на ухо: “Что за прелесть эта полиция!” Мне ничего не оставалось, как осмотреть дубинку, которой я когда-то сбил Раффлса с ног: собственно говоря, на ней до сих пор была его кровь; видя мой ужас, клерк поспешил изложить характерно искаженную версию этого происшествия. История эта, среди прочих, стала известна в Олд-Бейли и, вероятно, сыграла роль в том, что по отношению ко мне было проявлено определенное милосердие. Однако выслушивать ее снова, к тому же в таком пересказе, было слишком мучительно, поэтому Раффлс благородно отвлек внимание на собственную давнюю фотографию, которая висела на стене над историческим сундуком и которую я предпочитал до этого момента не замечать. Во фланелевом костюме, с зажатой между губами “Салливан”, Раффлс с видом победителя позировал на крикетном поле. В полузакрытых глазах – выражение ленивой наглости. У меня тоже была такая фотография, и должен сказать, это не самый удачный портрет Раффлса. Впрочем, черты лица правильные, резко очерченные. Иногда мне хотелось одолжить снимок скульпторам, чтобы показать им, как должна выглядеть хорошая статуя.
– Вы бы никогда на него не подумали, верно? – сказал клерк. – Теперь вы понимаете, почему в свое время никто его даже не подозревал.
Юноша смотрел прямо в лицо Раффлсу водянистыми доверчивыми глазами. Меня так и подмывало превзойти друга в его тонкой браваде.
– Вы сказали, у Раффлса был приятель, – начал я, поглубже зарывшись в воротник. – У вас есть его фотография?
Бледный клерк ответил такой вымученной улыбкой, что мне захотелось отхлестать его по одутловатым щекам, чтобы влить в них немного крови.