– Раздобыл же пропуск тот, кто написал эту статью, – отрезал он. – Получил его от своего редактора, и вы, если постараетесь, можете получить от своего. Но умоляю вас, Банни, даже не пытайтесь: было бы бессовестно подвергать вас даже минутному неудобству ради того, чтобы удовлетворить мою прихоть. А если я отправлюсь на выставку вместо вас и меня поймают – даром что я отрастил этакую шевелюру и что все считают меня погибшим, – страшно подумать, какие последствия вас ждут! Так что не думайте о них, мой дорогой друг. Лучше дайте мне спокойно дочитать журнал.
Нужно ли говорить, что я без дальнейших увещеваний приступил к осуществлению этого безрассудного плана? За последнее время я уже привык к подобным вспышкам нового, изменившегося Раффлса и хорошо в них разбирался. Все тяготы нашего нынешнего положения достались ему. В то время как я искупил свои проступки тюремным заключением, Раффлс избежал наказания только благодаря тому, что его считали погибшим. В результате я мог спокойно появляться там, куда он не смел и сунуться, и был его полномочным представителем во всех сношениях с внешним миром. Раффлса не могла не раздражать такая зависимость от меня, я же всеми силами старался сгладить унижение, тщательно избегая даже намека на злоупотребление властью, которую я приобрел над ним. Поэтому, поборов дурное предчувствие, я попробовал выполнить его щекотливое поручение на Флит-стрит, где, несмотря на свое прошлое, сумел завоевать некоторое положение. И хотя сам я ожидал провала, мои усилия увенчались успехом: как-то вечером я вернулся в Хэм-Коммон с пропуском из Управления по надзору за осужденными Нового Скотленд-Ярда, который я берегу по сей день. Как ни странно, на нем нет даты, а значит, по нему до сих пор могут “допустить подателя сего в музей”, не говоря уже о друзьях подателя, поскольку под надписью нацарапано имя моего редактора с пометкой “с сопровождающими”.
– Но сам он не хочет идти, – объяснил я Раффлсу. – Следовательно, мы можем пойти вдвоем, если, конечно, пожелаем.
Раффлс посмотрел на меня с лукавой усмешкой; его настроение значительно улучшилось.
– Это будет довольно опасно, Банни. Если узнают вас, то могут вспомнить и обо мне.
– Но вы утверждаете, что теперь вас невозможно узнать.
– Да, не думаю, что меня узнают. Риска нет ни малейшего – впрочем, скоро увидим. Банни, сам я твердо настроен идти, но вас мне впутывать не хотелось бы.
– Однако вы сделаете это, как только предъявите пропуск, – напомнил я ему. – Если что-то случится, я очень быстро об этом узнаю.
– Значит, вы вполне можете и пойти?
– Что ж, если произойдет худшее, разницы особой не будет.
– А пропуск выдан на группу, не так ли?
– Да.
– То есть если им воспользуется только один человек, это может даже показаться подозрительным?
– Возможно.
– Тогда мы идем вдвоем, Банни! И я даю вам слово, – воскликнул Раффлс, – что ничего плохого не случится! Но не просите сами, чтобы вам показали мои реликвии, и не проявляйте особого интереса, когда их увидите. Предоставьте мне задавать вопросы: это даст нам возможность выяснить, подозревает ли Скотленд-Ярд о воскрешении некоей персоны. Я все же надеюсь, старина, что могу пообещать вам и кое-какое развлечение – в качестве скромной компенсации за ваши муки и страхи.
Полдень был мягким и туманным, непохожим на зимний, если не считать неяркого солнца, пытавшегося пробиться сквозь туман. Мы с Раффлсом вынырнули из небытия у Вестминстерского моста и на мгновение замерли, чтобы полюбоваться размытыми серыми силуэтами аббатства и Парламента, выступавшими из золотистого тумана. Раффлс пробормотал что-то об Уистлере и Северне[75]
и выкинул едва начатую “Салливан”, потому что ее дымок мешал ему любоваться видом. Пожалуй, из всех картин нашей преступной жизни сегодня именно эта наиболее ясно стоит у меня перед глазами. Но в тот момент я был переполнен мрачными сомнениями, удастся ли Раффлсу выполнить свое обещание и обеспечить мне безопасное развлечение в стенах Черного музея.Мы зашли на охраняемую территорию; мы смотрели в суровые лица полицейских, а они в ответ только что не зевали, направляя нас через вращающиеся двери вверх по каменным ступеням. В этом небрежном приеме было даже что-то зловещее. В течение нескольких минут, когда мы были предоставлены сами себе на ледяной лестничной площадке, Раффлс по привычке обследовал помещение, а я переминался с ноги на ногу перед портретом покойного комиссара Скотленд-Ярда[76]
.– Старый знакомый! – воскликнул присоединившийся ко мне Раффлс. – Было время, мы вместе обедали и даже обсуждали с ним мое собственное дело. Банни, не может быть, чтобы в Черном музее мы не узнали о себе чего-нибудь нового. Помню, много лет назад я ходил в их прежнее здание в Уайтхолле, там моим гидом был один из лучших сыщиков. Может быть, здесь будет еще один.