Джентльмены-мошенники

Остерегайтесь короля профессоров! Он вертелся неподалеку, когда я уезжал. Малейшее сомнение насчет банка – тут же все забирайте и храните у себя в комнате, как пай-мальчик.

А. Дж. Р.

P. S. Есть и другие причины – еще услышите.

Хорошенькое снотворное для моей бедной замороченной головы! Благодаря умножению капитала и уменьшению беспокойства я провел довольно приятный вечер, но это зашифрованное предостережение испортило мне остаток ночи. Оно прибыло с последней почтой – как жаль, что я не оставил его в ящике до утра! Что именно оно означает? И что я должен сделать? С утра эти вопросы начали будоражить меня с новой силой.

Новости о Крошее не очень меня удивили. Я был уверен: несмотря на то что Раффлс давно не видел злодея живьем, у него были серьезные основания не забывать о нем. Этот негодяй и путешествие Раффлса могли быть связаны теснее, чем я предполагал до сих пор. Раффлс никогда не открывал мне всего. Факт – причем неопровержимый – состоял в том, что я собственноручно поместил драгоценные трофеи Раффлса в свой банк. Сам Крошей не смог бы найти их. Я был уверен, что он не следил за моим кэбом – в том состоянии обострения всех чувств, в каком я находился во время этой ужасной поездки, я бы кожей почувствовал слежку. Я подумал о приятеле швейцара, который помогал перенести сундук. Нет, я помнил его так же хорошо, как Крошея; они были совсем не похожи друг на друга.

О том, чтобы забрать злополучный сундук из банка – и снова везти на крыше кэба – без весомых на то оснований и не получив инструкций, пока что и речи быть не могло. Тем не менее я несколько часов обдумывал такую возможность.

Я всегда старался как можно лучше выполнять работу, порученную Раффлсом, ведь он делал для меня больше, чем должен был, – не один и не два раза, не сегодня или вчера, а всегда, с самого начала. Нет нужды перечислять очевидные причины, по которым я должен был побороть неловкость от того, что единолично распоряжался проклятым сундуком. Раффлс куда больше рисковал ради меня, и я хотел, чтобы он знал: он в свою очередь может рассчитывать на преданность, достойную его собственной.

Мучаясь над своим безвыходным положением, я сделал то, к чему часто прибегал, когда терял путеводную звезду. Почти не притронувшись к еде, я вместо этого отправился на Нортумберленд-авеню в турецкие бани. Я не знаю ничего, что так очищало бы и разум, и тело, ничего, что лучше помогало бы до предела обострить умственные способности. Даже Раффлс – у которого не было ни лишних унций, чтобы их сбрасывать, ни нервов, чтобы их успокаивать – признавал, что восстанавливает здесь душевное равновесие, когда никакие другие способы уже не помогают. Я начинаю получать удовольствие еще до того, как сбрасываю ботинки: приглушенная поступь, легкое журчание фонтана, даже очертания закутанных тел на кушетках и вся чистая, теплая, умиротворяющая атмосфера – лучший бальзам для моей простой души. Полчаса в парной я всегда считал раскаленной ступенью к расслабленной неге тела и пробуждению ума. И тем не менее именно там, в самом жарком помещении, при взгляде на купленную у входа “Пэлл-Мэлл газетт” меня поразила молния.

Переворачивая горячие хрустящие страницы, я блаженствовал в раскаленном воздухе, когда этот заголовок и следующие за ним абзацы бросились мне в глаза: