Дерзкий грабеж и подлое нападение были совершены в помещении Городского и Пригородного банка[51]
на Слоун-стрит. Судя по известным к настоящему времени деталям, грабеж был тщательно спланирован и искусно осуществлен.Ночной сторож по имени Фосетт утверждает, что между часом и двумя ночи он услышал шум в районе нижнего хранилища, где держат серебро и другие ценности, принадлежащие клиентам банка. Когда сторож начал спускаться, чтобы выяснить, в чем дело, на него внезапно напал грабитель, которому удалось сбить сторожа с ног до того, как тот смог поднять тревогу.
Фосетт не в состоянии дать никакого описания нападавшего или нападавших, хотя считает, что преступников было несколько. Когда бедняга пришел в сознание, от грабителей не осталось и следа, если не считать догоравшей свечи. Однако хранилище было вскрыто, и есть основания опасаться, что налет был более чем успешным, учитывая массовый отъезд клиентов из города на время Пасхи, на что, по-видимому, и рассчитывали воры. Остальные помещения банка остались нетронутыми. Преступники пробрались внутрь через угольный погреб, который также находится в подвале.
Пока что полиция не произвела никаких арестов.
От этих шокирующих новостей меня едва не парализовало. Несмотря на невероятный жар, я, клянусь, с головы до пят покрылся холодным потом. Конечно же Крошей! Крошей снова вышел на охоту за Раффлсом и его неправедно нажитыми сокровищами! И вновь я винил Раффлса: его предостережение пришло слишком поздно, он должен был сразу же телеграфировать мне, чтобы я вообще не отвозил сундук в банк. Нужно быть сумасшедшим, чтобы выбрать для своих сокровищ такое банальное и бросающееся в глаза хранилище. Раффлсу послужит хорошим уроком, если окажется, что воры вскрыли только его сундук, а все остальное не тронули.
Но когда я вспомнил о происхождении его богатств, то содрогнулся вдвойне. Это была коллекция криминальных реликвий. Предположим, его сундук действительно вскрыли и украли оттуда все вещи, кроме одной – и этой одной, если ее обнаружат, будет достаточно, чтобы упечь Раффлса на каторгу! А с Крошея вполне сталось бы составить столь вероломный план мести и безжалостно, бессовестно осуществить его.
Мне оставалось только одно. Я должен строго следовать инструкциям и вывезти сундук во что бы то ни стало, рискуя при этом быть арестованным. Если бы Раффлс оставил мне адрес, чтобы послать предупреждение!
Но теперь было бесполезно об этом думать; мне следовало все успеть до четырех часов, а еще не было трех. Я решил не прерывать банные процедуры и насладиться ими сполна. Кто знает, когда еще представится такая возможность?
Но оказалось, что мне не до наслаждений – даже турецкой баней. У меня не хватило ни терпения, чтобы как следует намылиться, ни духа на то, чтобы нырнуть в бассейн. Я машинально взвесился – не мог упустить случая, но забыл дать служителю традиционный шестипенсовик, и лишь укоризненная интонация его “до свидания” привела меня в чувство. И моя скамья в галерее для охлаждения – любимая скамья в излюбленном уголке, которую я с таким рвением занял, как только пришел, – превратилась в ложе пыток: меня мучили жуткие видения тюремных нар!
Не могу не добавить, что я слушал, как на соседних скамейках обсуждали ограбление, но был разочарован, хотя не один раз мне пришлось затаить дыхание. Этот отвратительный час, который я не в силах забыть, прошел без постороннего вмешательства. Разве что по дороге на Слоун-стрит я заметил развешанные повсюду объявления, на одном из которых успел прочесть “ключ к разгадке”, что прозвучало для меня как приговор.