Присутствие Джеральда на съемочной площадке очень вдохновляло кинематографистов и доставляло огромное удовольствие самому Дарреллу. Ему нравилось смотреть, как перед ним снова разворачиваются события его детства. Спустя пятьдесят лет ни один из домов, где в действительности жила семья Дарреллов, не подошел для проведения съемок. Сцены в землянично-розовом доме снимались на вилле Фундана возле Скриперо, интерьеры нарциссово-желтого дома снимались на вилле Куркумелли в Афре, а окрестности снимались вокруг виллы Богданос возле Пирги. Белоснежно-белый дом заменили домом Кириакиса в Пуладах. Основную трудность представляли не визуальные изменения окрестностей, а звуки восьмидесятых — шум машин, мопедов, моторных лодок и реактивных самолетов. «Несмотря на все трудности, — писал приятелю Джеральд, — (а когда они прилетели на остров, шел снег, потом у двух звукооператоров случились сердечные приступы, потом еще звукооператор-грек ухитрился попасть в ветродуйную машину) им удалось со всем справиться. Результаты весьма впечатляют».
Наконец-то волшебное детство Джеральда на магическом острове нашло свое воплощение в кино. Чтобы отметить это событие, Джеральд разослал специальные приглашения, разрисованные от руки, всем, кто принимат участие в этом проекте, на вечеринку и барбекю на огромной, прекрасной вилле Куркумелли в Афре:
«Настоящие Дарреллы приглашают других Дарреллов, Спиро, Тео, а также всех, кто принимал участие в съемках (в том числе и продюсера). Ради спасения репутации Би-би-си постарайтесь остаться трезвыми в течение хотя бы пятнадцати минут».
В конце лета Джеральд и Ли отправились во Францию, на свою ферму. Они решили отключиться ото всего, спокойно отдохнуть, почитать и поработать над книгами. Они оба поднимались рано — около половины седьмого. Джеральд приносил Ли чашку чая в постель, а потом они занимались своими делами: Ли возилась в саду, а Джеральд что-то писал. Иногда они отправлялись на рынок в Ним, пили кофе в местном кафе, но Джеральду не хотелось уезжать далеко от дома. За долгие годы он привык проводить послеобеденную сиесту на открытой террасе. Здесь он сидел до чая, а потом продолжал писать. Вечером он принимался готовить ужин. Слово «готовить» ему не нравилось. Он всегда говорил, что «сконструировал» карри или «построил» суп. Иногда он слушал романтичные любовные песни Арлетты, его любимой греческой певицы. Но Джеральд категорически запрещал всем вокруг слушать или играть песню «Дэнни Бой», проникнутую меланхолией и предчувствием скорой смерти.
Близкий друг Дарреллов еще со времен съемок «Натуралиста-любителя» Джонатан Харрис вспоминал: «Он постоянно что-то пил. Холодное пиво появлялось в его руке после завтрака и не исчезало в течение всего дня. Он был в хорошей форме, но, когда у него портилось настроение, он сразу же тянулся за виски, и вот это-то нас всех огорчало. Не думаю, что у него было много близких друзей — я имею в виду действительно близких, сердечных друзей. Я был одним из самых близких, но я не помню моментов по-настоящему сердечной близости между нами. У Джеральда было множество знакомых, но даже рядом с ними он оставался очень одиноким. Большую часть времени он проводил на людях. Его обществом были его жена, семья и «ребята». Он был очень близок со своим братом Ларри. Его очень тревожило, что Ларри, заметно отдалившийся от семьи в последние годы, может не приехать на Рождество. Ли вынуждена была звонить Ларри по нескольку раз». Связь Джеральда со старшим братом никогда не прерывалась. Они оба отдавали себе отчет в недостатках друг друга: Лоуренс считал, что Джеральд слишком много пьет, а Джеральд всегда полагал, что Лоуренсу стоило бы лучше относиться к своим женщинам. Но в трудные времена каждый из них мог рассчитывать на поддержку другого.