Джевдет-бей и сыновья

— Куда это ты собралась? А ну-ка, садись сюда и послушай, что я тебе скажу! Я предупреждал тебя уже дважды. В первый раз мягко, потому что думал, что это единичный случай, второй раз со всей серьезностью… Но сейчас я вижу, что мои слова в одно твое ухо влетели, а из другого вылетели! — И Осман, словно желая показать, как именно вылетали слова, оттянул пальцами мочку собственного уха. Это показалось ему смешным, он снова почувствовал себя несправедливо обиженным, и гнев разгорелся с новой силой. — Я долго говорить не буду! Во-первых, этим летом ты поедешь в Швейцарию к Таджисер-ханым. Я сейчас же напишу ей. На лето ты отправишься туда. Во-вторых, ты больше не будешь брать уроки у этого венгра. — Желая понять, какой действие произвели его слова на сестру, он внимательно вгляделся ей в лицо и прибавил: — В школу за тобой отныне будет кто-нибудь приходить. Нури или этот криворукий садовник, обязательно кто-нибудь будет тебя забирать, так-то! Тебе есть что на это сказать?

Вызов в глазах Айше вспыхнул в последний раз.

— Я не хочу больше заниматься музыкой, — сказала она, и вызов потух, сменившись покорной безнадежностью.

— Нет, я сказал только, что ты не будешь заниматься с венгром! В этом году нового преподавателя искать не будем, а в следующем… Ты меня слушаешь? Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю! Вот так. И не качай, пожалуйста, ногами, это раздражает. Имей в виду, с тех пор, как наш отец умер, я вместо него! — И Осман с каким-то победным чувством поглядел сначала на мать, а потом и на жену.

Обе они внимательно смотрели на Айше и качали головами, словно хотели сказать: «Вот видишь, к чему привело твое поведение!»

Осман решил, что, прежде чем вернуться к чаю и газетам, нужно сказать еще кое-что.

— Не знаю, стоит ли и говорить: я не желаю, чтобы тебя еще хоть раз увидели с этим мальчишкой! — Посмотрел на сестру, словно ожидая ответа, и повторил еще раз: — Стоит ли? — Потом вдруг спросил: — Кто его отец?

— Учитель… — прошептала Айше.

— Ах, учитель! Учительский сынок! — процедил Осман и встал на ноги. — Ясно теперь, чего он хочет, ясно как белый день! Понял, что ты из хорошей семьи, и решил облапошить, а потом жениться, чтобы наложить руки на твою часть наследства и всю оставшуюся жизнь жить припеваючи! А взамен будет тебе, конечно, пиликать на скрипочке! — И Осман, скрючившись, изобразил движения рук скрипача, радуясь, что на этот раз его жест выглядит не смешно, а именно так, как и хотелось — презрительно.

— Он хороший мальчик! — сказала Айше. В глазах ее появились слезы.

— Хороший мальчик! Хороший обманщик он, хитрый лис! — закричал Осман. — Как ты не можешь этого понять? Есть у тебя хоть немного ума? Этот хороший мальчик все твои деньги к рукам приберет, а тебе будет на скрипочке пиликать! Ты хоть знаешь, как деньги достаются? Вот отправим тебя в Швейцарию — знаешь ты, во сколько это обойдется? — В нем вдруг стало нарастать чувство отвращения. Захотелось запереться в ванной и долго-долго мыть руки. — И не плачь! Слезами ты ничего не добьешься! Чем плакать, лучше подумай хорошенько! Подумай, зачем было так себя вести, подумай, каким трудом добываются деньги и как создаются семьи! Не забывай, отец с дровяной лавки начинал! Ладно, ладно, хочешь — плачь, только не здесь. Иди в свою комнату и реви, сколько угодно…

Айше побрела к кухонной двери, Осман смотрел ей вслед. «Как же мне это все надоело!» — пробормотал он и понял, что чай, оставленный на плетеном столике, давно остыл. Желая успокоить расшалившиеся нервы, сел в кресло и посмотрел сначала на мать, потом на жену. Потом, надеясь, что это поможет избавиться от волнения и обиды на весь белый свет, попытался вникнуть в перипетии Хатайского вопроса, но, обнаружив, что ничего не получается, положил газету на колени, откинул голову на спинку кресла и уставился пустым взглядом на кроны каштанов и лип.

Глава 33 ГОЛОС СЕРДЦА