Джевдет-бей и сыновья

Шекер-байрам. Праздничный обед в Нишанташи. Потом вернулись домой. Немного поспал. У Маркса я не нашел того, чего искал. Неинтересно.

27 ноября, понедельник

Дом, контора, Мелек, Перихан, Нишанташи, несколько книг, планы, планы, контора, контора!

28 ноября, вторник

Так что же с моей программой честной и правильной жизни? Точнее, с ее осуществлением? Нет, издательским делом я займусь непременно!

1 декабря, пятница

Письмо от герра Рудольфа из Америки. Пишет о войне и снова о свете, тьме и т. п. Я знаю, что все очень глупо, и все-таки живу.

2 декабря, суббота

Перихан сказала, что беременна. Я не мог поверить. Мы же были так осторожны! Что теперь будет с моей жизнью? Я постарел?

10 декабря, воскресенье

Писал ответ герру Рудольфу, сейчас остановился. Собираюсь в Нишанташи на помолвку Айше. Перихан простудилась, разболелась, пойти не сможет. У меня в жизни непременно будет цель, и жить я буду достойно. Пишу герру Рудольфу все о той же дилемме свет — тьма. Несмотря ни на что, я счастлив и благодарен природе за то, что живу.

Через десять минут. Нет! Все глупо. Не буду я писать никаких писем. Мне хотелось бы до самого конца молчать, но я знаю, что не смогу. Потому что дурак.

Глава 61 СУМАТОХА

Айше открыла дверь и зашла на кухню. «Милая Эмине-ханым и милый Йылмаз, как всегда, чем-то заняты. А я гляжу на них и улыбаюсь!»

— Айше-ханым, вам сегодня на кухню нельзя! — сказала Эмине-ханым.

— Почему? Что такого, если я вам немного помогу? Может, мне почистить апельсины для кадаифа?

— Нет, сегодня даже не думай! Ах, если бы у меня была помолвка!.. Платье запачкаете. Оно так вам идет! Йылмаз, да посмотри же ты!

Йылмаз бросил взгляд на Айше и тут же отвернулся.

«Да смотри же, сегодня можно!» — захотелось сказать Айше, но она только улыбнулась. «Они меня любят, меня все любят! Работают на кухне, готовят гостям вкусную еду На кухне жарко… В окно виден сад. Наш садик! Ну ладно, пойду, пожалуй».

Айше поднялась по лестнице и вошла в гостиную. «Сколько людей, какое веселье, суматоха, как замечательно все! Куда бы пойти? Все равно куда: со всеми можно о чем-нибудь поговорить, посмеяться… О, Атийе-ханым фотографирует. Ну-ка, я тоже…»

— Подождите, подождите, Айше идет! — закричала Гюлер-ханым и подвинулась, чтобы Айше могла сесть рядом.

«Сфотографируемся. На скамье мы втроем с Лейлой-ханым и Гюлер-ханым, а сзади Осман, Фуат-бей и дядя Саит. Через многие годы я посмотрю на эту фотографию и вспомню…»

Сверкнула вспышка.

— Давайте-ка еще раз, — сказала Атийе-ханым. — Ремзи-бей, присоединяйтесь!

«Да, сегодня он не Ремзи, а Ремзи-бей, — подумала Айше. — Ему очень идет!»

Вспышка сверкнула еще раз, и Айше встала на ноги. У двери в перламутровую комнату беседовали Фуат-бей и его близкий друг Семих-бей. Айше прошла мимо и посмотрела на них, говоря взглядом: «Если вы хотите что-нибудь мне сказать — например, какую-нибудь шутку, — то давайте, говорите!» Но те только улыбнулись, показывая, что заметили ее и, заметив, обрадовались. «Они мне улыбнулись! Мой будущий свекор Фуат-бей и торговец мылом Семих-бей!»

— Подошло колечко? — спросила тетя Шюкран. Она сидела на стуле у фортепиано.

— Подошло, тетушка!

— Миленькая моя! Какая лапочка, правда? — тетя Шюкран с улыбкой обернулась к жене Семих-бея.

«Ага, значит, они уже знакомы. Все друг друга знают! Все улыбаются. Все вместе! Я тоже стану, как они, и буду жить!»

— Ты еще играешь на фортепиано?

— Иногда, если хочется.

— Пожалуйста, не бросай после замужества! Ремзи любит музыку?

Вместо ответа Айше улыбнулась, присела к фортепиано, открыла крышку, пробежалась пальцами по клавишам, но играть не стала. «Милое фортепиано! Милая перламутровая комната!» Снова улыбнулась, встала и посмотрела на заполняющие комнату вещи. «Перламутровый гарнитур… Кресла… В детстве я не могла сидеть на этих креслах — золотая тесьма впивалась в ноги. И все равно я их люблю».

Заметив, что дамы принялись разговаривать о чем-то своем, Айше вышла из перламутровой комнаты. «Милая гостиная! Наша люстра… Высокий потолок… Ангелы, которых я в детстве боялась… Бархатные кресла… Вот папино любимое. Торшер… В буфете за стеклом милые фарфоровые сервизы моей милой мамы… Какой, интересно, она достала сегодня? Тот, что с голубыми розами? Но там много чашек уже разбилось, на всех не хватит…» Улыбнувшись Атийе-ханым, а затем и адвокату Дженапу Сорару, Айше подошла к буфету. «А, конечно, она достала красный сервиз!» Потом направилась к маме, сидевшей на своем обычном месте.

— Ну что, доченька, как ты? Довольна? — спросила Ниган-ханым.

— Да!

— Мы все счастливы! — сказал Осман. Он сидел в кресле Джевдет-бея и курил сигарету.

— Жаль только, что Перихан не пришла, — вздохнула Ниган-ханым.

— Мама, вы же знаете, она очень больна, — сказал Рефик. — После полудня температура была тридцать восемь градусов! — Он повернулся к Айше: — Не знаю, нужно ли говорить, как она хотела прийти?