Джевдет-бей и сыновья

— Хорошо, но как же так получается, что я сижу в четырех стенах, а рассказываю всегда больше, чем ты? А, как по-твоему? — спросил Ахмет и сам с гордостью ответил: — Дело в том, что вы все — и ты в том числе — видите, что я сижу взаперти, и делаете из этого неправильные выводы. Я живу богатой и насыщенной жизнью. Можно встречаться за день с сотней человек, общаться с ними, спорить — и все-таки барахтаться на поверхности жизни. А я исследую ее глубины! — Говоря, он все сильнее волновался. — Да, я исследую глубины жизни на благо всего общества. Что может быть более естественным, чем такая богатая и насыщенная жизнь? — Ахмет посмотрел на Илькнур и улыбнулся, но про себя подумал: «Что я несу? Нехорошо!»

— Твой отец тоже писал в дневнике о «богатой жизни» или о чем-то в этом духе.

— Да, мы же хотели посмотреть дневник! Что, интересно, он там понаписал? У тебя получилось прочесть? Я, кстати, сегодня нашел еще одну тетрадь. — Сходив за ней, Ахмет произнес: — Сводка новостей окончена. Слово нашим обозревателям! — и протянул тетрадь Илькнур. Ему вдруг вспомнилась старая шутка: — Что нужно делать в жизни, Екатерина Михайловна? В чем ее, жизни, смысл?

— Степан Степанович, голубчик! — рассмеялась Илькнур. — Вы снова ошиблись. Теперь людей интересует не смысл жизни, а спасение родины!

Они любили время от времени повторять эту нехитрую шутку. Ахмет однажды сказал, что вокруг нее, по сути дела, строится вся русская литература.

— Эх, был бы у тебя самовар или печка-лежанка! — сказала Илькнур.

— Милая моя, здесь Турция! — весело ответил Ахмет. — Вокруг ничего настоящего, только скверные подделки!

— Это ты так думаешь.

— Ладно, ладно. Давай-ка посмотрим, что в этих тетрадях.

Глава 8 СТАРЫЕ ТЕТРАДИ

— Эту тетрадь я нашел сегодня утром. Давай посмотрим сначала, что написано в ней.

Илькнур открыла тетрадь и увидела пустую страницу.

— Там в начале, кажется, исписано несколько листов, — сказал Ахмет.

— А, твой отец тоже так делал. Писал справа налево, но порядок страниц — европейский.

— Думал-то он по-европейски, — усмехнулся Ахмет.

— Конечно, но… Мне казалось, что мы еще более европеизированы. А между тем твой отец был гораздо дальше от народа, чем мы с тобой.

— Старое заблуждение! Это то же самое, что считать прошлое раем на земле, — сказал Ахмет и смущенно прибавил: — Мы же читали Маркса.

— А знаешь, твой отец тоже его читал.

— Серьезно? В шкафу ни одной марксистской книги нет.

— Он пишет, что брал почитать у знакомого.

— Тогда почему не купил, когда был в Европе? Во Франции…

— О, так он потом ездил во Францию? — с интересом спросила Илькнур.

— Это было уже на моей памяти. Да, я ведь один из героев прочитанной тобой сказки! Но ты еще не посмотрела, что написано в этой тетради.

Илькнур перелистнула несколько страниц и улыбнулась.

— «Полвека в торговле»!

— Читай, читай! Это, по всей видимости, дедушка писал.

— Да больше почти ничего и нет. Одни и те же предложения по десять раз, и то неразборчиво. Почерк твоего отца гораздо понятнее. А тут такая скоропись… Разбирать арабские буквы очень сложно.

— Насколько я понимаю, ты собираешься писать диссертацию за рубежом.

— Давай не будем сейчас об этом, — сказала Илькнур и начала медленно читать: — «На этой фотографии вместе со мной Ниган… Поездка в Берлин была весьма поучительной… Фотография — замечательная вещь…» Ничего здесь нет. Давай лучше почитаем дневник твоего отца. Зачем он ездил во Францию?

— Откуда мне знать? Так, от нечего делать, наверное. О чем он пишет в дневнике?

— Рассказывает о своих мыслях и переживаниях. Он, кажется, был слегка глуповатым, но все же интересным человеком.

— Ладно, анализировать будем потом. Читай!

Илькнур начала читать:

— «13 сентября 1937, понедельник. Вчера ходил в Бешикташ, встречался с Мухиттином. Посидели в мейхане, поговорили. Посоветовать он мне ничего не смог, только посмеялся. После разговора с ним мне стало казаться, что обыденная жизнь — это грех, который я совершаю ежесекундно». Абзац. «Сегодня ездил в контору, просидел там весь день». — Илькнур захихикала.

— Да что тут смешного-то? — раздраженно спросил Ахмет. — Любой человек, мающийся из-за того, что у него полно времени, а занять его нечем, написал бы то же самое.

— Ты серьезно? — Илькнур, похоже, была разочарована, но все же продолжила читать, выискивая что-нибудь такое, что могло бы понравиться Ахмету: — «Почему мы такие? Почему мы не похожи на них? Почему мне нравится читать Руссо и Вольтера, а Тевфика Фикрета и Намыка Кемаля — нет?» — Илькнур подняла голову и посмотрела на Ахмета. — Что ты на это скажешь?

— Там всё в таком духе?

— Ну да, что-то вроде. Про события тоже пишет, конечно.

— И что же это за события? Походы в бакалейную лавку?

— Если тебе не интересно, зачем дал мне тетрадь?

— Не знаю. Думал, там будет что-нибудь занятное.

Илькнур снова начала читать: