Джихад по-русски

— А ты мой друг, и я тебе как раз за это и плачу, — нашелся Александр Евгеньевич. — И давай без представлений. Сказал — не буду, значит, не буду. Или сразу — в райотдел, или вообще никуда не пойду. Лягу тут у тебя в кабинете и буду валяться, пока за мной наряд не приедет. Все — хватит об этом, — и отвернулся, нахохлившись, втянув голову в плечи. Ни дать ни взять схваченный на соседском огороде мальчиш-плохиш, готовый к любому виду наказания, вплоть до расстрела — только бы не являться на глаза разъяренной мамке.

— Я тебе это припомню, Саша, — угрюмо пробормотал Лева, набирая номер Ковальского. — Теперь ты у меня в вечных должниках будешь — до самой смерти.

— А хоть и посмертно, — с явным облегчением согласился Александр Евгеньевич, выходя в прихожую и надевая пальто. — Ты, главное, все организуй сейчас — потом разберемся…

* * *

Ирина стоически приняла обрушившийся на нее удар судьбы. Вопреки опасениям Левы, истерики не случилось. Выслушала «сына юриста» с каменным выражением лица, послушно записала в блокнот все его мудрые наставления и попросила оставить ее одну.

В прострации пребывала недолго. Ночь не спала, переживала случившееся, пыталась анализировать ситуацию и строить громоздкие планы на недалекое будущее. Утром, отправляя сына, сообщила:

— На нас «наезжают». Сподобились и мы, что поделаешь… Если где-то что-то услышишь, ничему не верь. Это хорошо продуманная и подготовленная акция, нам противостоит Система. Ты только знай — отец не виноват. И не надо принимать близко к сердцу — это ненадолго. Мы обязательно выкарабкаемся…

Позвонила родителям, вкратце объяснила ситуацию, обещала подъехать после обеда, изложить в деталях. Провокация, конечно же, только провокация и ничего более, не надо поддаваться панике, все образуется…

В девятичасовом выпуске теленовостей сообщили об обстоятельствах происшествия: без особых, впрочем, подробностей и смакования, вполне объективно — Назарян успел связаться со своими знакомыми на городском канале, подкорректировал ситуацию.

Днем Ирина немножко отдохнула — забылась в тревожной дреме, зажав в руке мобильник и положив на тумбочку пейджер: Лева, Назарян и начальник СБ «Иры» Вася Петров обещали информировать при любом изменении ситуации. А после обеда явилась преданная Вика — реабилитировать.

Реабилитационная процедура состояла из двух частей: пять по пятьдесят армянского коньяка с шоколадкой и последовавшая за этим пространная речь. Речь состояла по большей части из выражений ненормативного характера, суть которых сводилась примерно к следующему: все мужики сволочи, педерасты и «рогоделы», нужно рассматривать их исключительно как средство для обеспечения своего безбедного существования и ни в коем случае нельзя вкладывать в этих ничтожеств хоть капельку своей безразмерной ангельской души. Хрен с ними, одним словом — мы лапочки, и этим следует утешиться. И вообще не нужно делать из этого трагедию, проще надо относиться к жизни, проще…

Ирина поплакала всласть на пухлом плече подружки, поматерилась сквозь слезы, обещая всех подряд поубивать, кто под руку подвернется, а в завершение задала глупый вопрос: а что же, собственно говоря, делать?

Викуша, судя по всему, ожидала такого вопроса и тотчас же выдала на-гора три вполне заманчивых и легко осуществимых варианта:

1) поехать к ней, свистнуть симпатичных танцовщиков из «Айсберга» и с предельным остервенением барахтаться с ними, пока мышцы малого таза судорогой сводить не начнет да сперма через ноздри не полезет;

2) закатиться куда-нибудь в кабак, укушаться вусмерть и учинить свинский скандалище с метанием металлических предметов сервировки в оркестр, биением посуды, официантов и вообще всех, кто под руку подвернется;

3) посмотреть фильм «Крестная мать» Дэва Грина и сделать выводы.

Недолго поколебавшись, Ирина выбрала третий вариант — первые два ей как бы того… ну, сами понимаете. Тут же из Викиной сумки была извлечена заботливо припасенная кассета, а сама реабилитаторша величественно удалилась, намекающе сообщив, что ее ждут танцовщики, и пожелав не впадать в панику.

После ухода Вики Ирина минут десять сидела в тишине, прислушивалась к своему внутреннему миру. Полегчало вдруг — не так, чтобы уж до потолка скакать и беззаботно насвистывать, но довольно ощутимо. Частичка широченной Викиной души, капнув целящим бальзамом в глубокую чашу подружкиного горя, в какой-то мере нейтрализовала кипение душевного ненастья, сообщила мятущимся беспорядочным мыслям некую упорядоченность и спокойствие. Да и коньяк, по всей видимости, свою роль сыграл — Ирина никогда не пила столь крепких напитков в такое время и в таком количестве, а тут махнула, не задумываясь — и ничего, пошло как надо.