Джихан-2

— Нет, — я вдруг почувствовал, что разозлился и выпалил: — Там внизу горел и погасал огонь, и если бы я спустился до самого дна, то он бы стал большим, горячим, поглотил бы меня целиком.

— Вот как… — произнес папа неопределенным тоном. — Опиши, как выглядел этот огонь…

Я ринулся в дебри памяти, пытаясь вспомнить, но картинки, такие четкие во сне, в реальности расплывались, образуя кашу из образов.

— Он был маленький, — неуверенно начал я, — он разгорался и гас, словно уголек на кончике тоненькой веточки, которой машут из стороны в сторону, оставаясь при этом на одном месте.

— Что же в этом плохого?

— Не знаю… — произнес я.

— Данилка, ты прямо барышня кисейная, — с досадой произнес отец. — Из-за этого поднял меня ни свет, ни заря. А мне ведь утром в поход отправляться…

— Мне казалось, что вот-вот случится взрыв!

— Из-за мерцающей маленькой лампочки? — в голосе отца была ирония.

— Нет, наверное, Опасность шла от цилиндра, на котором эта штука была…

Большой ты, Данилка, фантазер, — произнес отец в раздумье. — Собирайся, пойдем.

— К батюшке?! — с ужасом спросил я. — Чтобы наложил епитимью, посадил на хлеб и воду, заставил читать молитвы покаянные.

— Сын… — укоризненно сказал папа.

Он зажег свечку от лампадки, а от нее масляную плошку, четко и быстро стал собираться.

Я счел за благо не продолжать эту тему и скорее кинулся одеваться. Натянул штаны, намотал портянки, сунул ноги в сапоги. Мне всегда нравилось носить их, ладные, звонкие со скрипом. Особенно после деревни, где все бегали в вонючих лаптях, которые размокали через полчаса ходьбы по траве. Сверху накинул серую куртку, похожую на те, что носили служащие дворцовой канцелярии.

Пока я копался, отец успел не только одеться, но и собрать бумаги. Он стоял и ждал меня подтянутый, высокий, красивый и представительный. Отец резким движением открыл дверь.

— Будем надеяться, что Сергей не проснется без нас.

— Сережка — соня, он проспит до обеда, если его не будить.

— В отличие от некоторых ранних пташек, — заметил отец.

Я подумал, что папа недоволен, поэтому поплелся за ним, с кислой миной на лице, строя рожи, и показывая языки отцовской спине.

Дворец спал. Темные узкие коридоры его «черной» половины, где жила челядь, размещались кухни, мастерские, склады обычно полные слугами и работниками были безлюдны. Но в обманчивом покое сонных коридоров, озаренных неверным призрачным светом папиной лампы и редкими фонарями, угадывалась отголоски той жизни, которая царила здесь днем. Обычно я любил гулять в этих местах ночью, наслаждаясь тишиной и чувствуя себя властелином. Но сейчас мне было как-то не по себе, несмотря на то, что с отцом меня не остановил бы ни один патруль ночной стражи, ни один постовой не шикнул бы — что, дескать, дергай малец домой.

Мы подошли к дверям специального книжного хранилища. Так стоял Василий — один из самых противных гвардейцев княжеской дружины. Это был дядька с красной квадратной мордой, косящим левым глазом и намечающейся обширной лысиной на лбу. Разговаривал он отрывисто, глухо. В основном его разговоры сводились к «Отставить», "Не положено".

— Доброе утро — произнес отец.

— Здравия желаю, господин архивариус — по-уставному четко ответил Василий.

— Откройте, — попросил отец.

— Не положено, — с сознанием своей правоты и значимости ответил охранник.

Я захотел, чтобы папа подошел к нему, ударил, рявкнул так, чтобы поджилки у этой козявки затряслись.

— Понимаете ли, постовой, мне нужно поработать перед походом, уточнить некоторые особо важные данные для князя Ивана Васильевича.

— Пропуск для прохода в спецхранилище в ночное время есть? — таким же глухим тоном поинтересовался охранник.

— Нет, — ответил папа.

— Значит, не положено, — торжественно произнес Василий. — Приходите утром, а то шляются тут всякие по ночам.

— Постовой, я вас очень прошу… Важная научная работа…

— Не положено.

На отца было жалко смотреть. Я отметил, что он вдруг в одну секунду полинял: черный плащ-накидка повис на его плечах как половая тряпка, очки, которыми он так гордился, стали просто стекляшками, мыслимыми и немыслимыми ухищрениями стянутыми нитками и проволокой. Его желваки заходили от обиды, но я знал, что он никогда не будет спорить, кричать, отвешивать плюхи, хотя в принципе имел на это право.

— Данилка, сын, сбегай в караул и приведи дядю Виктора. Он разберется… Хотя постой, — отец достал из папки тонкую свинцовую палочку с заостренным концом и кусочек желтой самодельной бумаги, — я ему напишу,

Он сунул плошку мне, и что-то долго выводил на листке.

Хотя иной раз с меня, где сядешь, там и слезешь, сейчас меня не нужно было упрашивать. Я с громким топотом промчался по сонным коридорам, показывая охранникам, которые пытались меня остановить записку для "самого начальника караула".