Джихан-2

— Архивариус Концепольский, — спросила она. — Ты уверен, что эта дрянь убьет подземных чудовищ?

— Да, — ответил отец.

— И на чем основана твоя уверенность? — с иронией и легким оттенком презрения спросила женщина. — Ты проводил опыты? Испытывал свое оружие в боевых условиях?

— Нет, — ответил отец.

Я вдруг догадался, что это одна из верховных жриц Великой Матери, та, что проделала путь до Москвы в закрытых носилках.

— Знаешь ли ты, какая кара ждет тебя в случае неудачи? — грозно спросила

— Мудрость Пророка, дает мне уверенность в успехе, — твердо ответил папа.

— Много ли проку в старых текстах. Скорость мутаций в подземельях в много раз выше. Не удивлюсь, если через 2–3 поколения, немертвые перестанут бояться дня.

— Я уверен, — вдруг вставил я. — Вампир уговаривал меня не брать с собой газовую гранату.

— И ты послушал? — поинтересовалась жрица.

— Да, — сознался я.

— Ну конечно… — иронически отметила она. — Любой человек слаб, когда спит его разум. Даже ты.

— Я всего лишь мальчик, — возразил я.

— Конечно, — ответила она. И переменив тему сказала, возвысив голос. — Довольно… Ты, архивариус, атакуешь подземелья своим новым оружием. Пора показать немертвым, кто хозяин на земле. Твой сын пойдет с тобой. Лейтенант даст столько людей, сколько потребуется.

Мои амазонки окажут помощь. В подземелье они не полезут. Война — дело мужчин. Но вот если вы струсите и побежите, они заставят вас вспомнить воинский долг.

Жрица повернулась и пошла прочь. За ней засеменил воевода. Кротов остался, бормоча ругательства. Я подумал, что теперь знаю, отчего старших амазонок называют ведьмами.

Изредка меня выпускали подменить сигнальщика. Тогда я мог видеть широкую ленту Ленинградского проспекта справа и ржавые металлические конструкции над бывшим стадионом слева. Метрах в 200 передо мной был такой же выход из подземелья. Там распоряжался папа. По его сигналу должны начать и на нашей стороне. Поодаль стояли черные фигуры.

Силуэты воительниц казались вырезанными из картона. Но я знал, что оружие у них самое настоящее, включая пулеметы в огневых точках, поставленные с трех сторон здания станции. И оно готово было стрелять в нас.

Потом меня опять загоняли вовнутрь, давая подышать воздухом другому счастливцу. И снова время почти останавливалось, двигаясь невыносимо медленно.

В вестибюле было сумрачно. Неяркий свет, затененного дымкой дня едва проходил сквозь пластик входных дверей. Когда-то прозрачный метакрилат иссечен трещинами. Через него почти ничего не видно.

Я, то ходил из угла в угол, то сидел на бочонке запасной газовой бомбы, поминутно проверяя, на месте ли коробка с запалами и спичками, то смотрел по сторонам, словно пытаясь навсегда запомнить обстановку вокруг.

Бойцы расположились у эскалаторов, готовые сбросить зажженный заряд в гибельную тьму подземного провала. Бомба в полной готовности лежала на ступеньках. Достаточно толкнуть ее ногой, чтобы бочонок перемахнул через подложенные под него деревяшки и с грохотом покатился вниз.

Над ними располагался прозрачный купол. Света он почти не давал из-за того, что на стеклах лежал толстый слой пыли, но тусклый отблеск дня в нем заставлял меня содрогаться от ужаса при каждом взгляде вверх. Он словно бы нашептывал, что выход отсюда только один, — вверх, оставив свое тело на расправу осклизлым демонам из подземелья или черным тварям с автоматами вокруг станции.

— Не маячь, — попросил лейтенант Кротов. — И так тошно…

Телесный мучений от излучения мы почти не испытывали, группе были даны целых два «светлячка», но напряжение из-за неопределенности было предельным.

— Хорошо, дядя Витя, — сказал я, опускаясь рядом.

— Страшно, Данилка? — спросил лейтенант.

— Да, — признался я. — Зато будет о чем рассказать.

Кротов усмехнулся.

— Молодец, парень, — одобрил он. — А если не сработает?

— Тогда рассказывать не придется. Дядя Витя, а с чего ты взял, оно не сработает?

— Не знаю, — задумчиво сказал лейтенант. — Запал погаснет или отскочит.

— А я на что? — возмутился я. — У меня эти запалов полно.

Лейтенант вдруг поднялся и поманил меня

Мы подошли к самому краю, там где начинались ребристые ступеньки. Держась за поручень я посмотрел вниз. Сумрачного света хватало для взгляда на 3–4 метра в глубину. А дальше шла густая, вязкая темнота, от которой холодело внутри.

— Бочонок ведь до низу укатится… Пойдешь зажигать, ежели что? — с ехидцей спросил Кротов.

Я глядел туда и сквозь ужас, который разливался по телу проступило предчувствие того, что когда-то мне придется спуститься в эту беспросветную тьму.

— Пойду, — ответил я

— Давай, покажи, — усмехнулся лейтенант.

Я сделал шаг, держась одной рукой за поручень, а в другой сжимая спички и дымовушку.

Идти под горку было легко. Крутой спуск словно затягивал. В животе что-то тоскливо сжималось, сердце бухало, тело становилось то легким и ледяным, то наливалось неподъемной тяжестью. Я шагнул снова и снова, пересиливая свой страх. Могильная чернота окружила меня.

— Эй, парень, хорош, — обеспокоенно сказал лейтенант. — Возвращайся давай.

— Сказано ведь — до низу, — чужим тонким голосом проблеял я.