Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ

– Это он так говорит? – от смеха он совершенно обессилел. – Нет, Джим. Он просто не хочет признавать, что стареет. Поэтому он придумал себе какое-то заболевание желудка и, боюсь, я дал ему какой-то отвратительный на вкус порошок. Это его вылечит. – И мы оба рассмеялись.

– А этот Джеффериз?… – отважился я спросить.

– Кузен Джона? Да, он говорил со мной о нем. Хороший врач. Жену себе ищет. Теперь, когда у него завелись деньги, называет себя джентльменом.

Я задержал дыхание. Такое меня не устраивало.

Молчание доктора породило новую паузу, и я подумал, что он, вероятно, хочет, чтобы я ушел и не компрометировал его как судью. Но мне хотелось выразить ему свою благодарность хотя бы тем, что не оставил его в одиночестве. И я сказал:

– Сэр, я никому не скажу, что виделся с вами, но чем бы ни окончился наш вояж, я всегда буду помнить о вашем добром поступке.

Доктор Ливси ничего не ответил. Мы некоторое время стояли рядом, порой обмениваясь одним-двумя словами о местных делах. Ночная тьма на востоке посветлела. Когда света стало достаточно, чтобы мы могли разглядеть друг друга, доктор Ливси сделал едва заметный жест рукой. Это могло быть знаком, что я должен уйти, прощальным мановением руки или благословением. И он уехал.

Я пошел назад по дороге, свернул за угол, приближаясь к гостинице, и тут увидел ее!

Недалеко в море, на дорожке танцующего на волнах света зари, словно корабль из чудесного сна, шла к нашей бухте «Испаньола».

Долгие несколько минут я стоял во дворе гостиницы и смотрел на «Испаньолу». На ее борту я когда-то раскрыл заговор и нашел друзей, испытал страх и отвагу, увидел предательство и смерть. На ее борту мне открылись худшие свойства человека. Но она спасла мне жизнь, а я спас жизнь ей: я не дал ей уплыть по воле волн, когда был сражен последний пират.

В гостинице к приходу судна все уже поднялись. Все мы быстро принялись за дела, молча и взволнованно выполняя намеченное. Вскоре Бен Ганн объявил, что по сверкающей зыби летит к берегу четырехвесельная корабельная шлюпка.

В начале погрузки я отправился вместе с Луи и Грейс Ричардсон, чтобы помочь им взойти на борт, но более всего чтобы увезти их прочь из нашего опасного округа. Я намеревался возвратиться и присмотреть за оставшейся погрузкой вещей и провианта. После этого нам оставалось только принять на борт Тома Тейлора, Бена Ганна и Джеффериза.

Молчаливые, спокойные матросы помогли женщине и мальчику. Я вновь стоял на палубе «Испаньолы», и солнце слепило мне глаза.

Никогда еще я не испытывал такого смятения чувств! Я взглянул вниз – туда, где Израэль Хендс в давно назревавшей пьяной драке убил палубного матроса О’Брайена. Затем мой взгляд невольно устремился к мачте, где Хендс потом пытался убить и меня. Мачту не сменили. Мне подумалось, что все еще видна на ней та отметина, и показалось, что все еще свербит шрам у меня на плече, в том месте, где нож Хендса пригвоздил меня к мачте, пробив кожу. И меня снова пробрала дрожь, вроде той, что тогда освободила меня от ножа.

Я часто вспоминал взгляд Израэля Хендса, когда он лез вслед за мной на мачту, а еще чаще видел его лицо в тот момент, когда я разрядил в него оба пистолета. В самые дурные свои ночи я снова глядел сквозь прозрачную воду на дно моря, где бок о бок лежали О’Брайен и Хендс; кружение небольших волн покачивало их окровавленные тела словно суденышки, то на левый борт, то на правый. А порой мне слышался громкий стук костыля Долговязого Джона Сильвера по палубным доскам.

Но тут мои мрачные мысли были развеяны приятнейшим сюрпризом. По кормовому трапу вышел на палубу мой дядюшка, Амброуз Хэтт.

– Как? Дядя! – воскликнул я. – Неужели вы с нами? Не может быть! Вы приехали навестить матушку? Разумеется, все дело в этом?

Дядюшка рассмеялся.

– Мог ли я удержаться от такого приключения, Джим? Припомни, сколько раз ты возбуждал мой ум своими рассказами о Южных морях? Я должен сам побывать там! – Он снова по-мальчишески рассмеялся. – Джим, закон – штука медлительная и скучная, вполне возможно, такого путешествия мне на долю больше не выпадет.

Сказав так, он поклонился Луи и поцеловал руку Грейс Ричардсон. Все мы заулыбались от удовольствия, успокоенные и поддержанные его присутствием.

Но это был не единственный сюрприз. В следующий приезд шлюпка доставила на борт доктора Джеффериза, Бена Ганна, Тома Тейлора и… мою матушку. Меня словно несло в вихре событий – все эти решения были приняты без моего ведома, а матушка, видимо, из письма дяди узнала, что он предполагает отплыть вместе с нами.

Помимо того, матушка привезла с собой еще одного матроса, заявив:

– На каждом судне должен быть судовой кот!

Из ее объятий выкарабкался Кристмас. Как все коты на свете, он объявил корабль своим владением, после чего отправился искать местечко посолнечнее, где мог бы прихорашиваться в свое удовольствие.