Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ

Плот стал уплывать в море – волнами его уносило на глубину. Тейт попытался обойти плот по краю, но невысокие волны заставляли его двигаться медленно. К этому моменту стало ясно, что если он не бросится вплавь, то вот-вот по плечи погрузится в воды океана. А меня, к счастью, подхватило какое-то благоприятное течение… И тут я вспомнил о том, как предательски быстры здешние воды.

Тейт колебался. Я увидел, что он остановился и смотрит мне вслед. Он прикидывал расстояние между ним и плотом, который течение уносило от него все дальше и дальше. С каждой секундой его проблема становилась все неразрешимее. В какой-то миг он бросился было вперед, затем отошел назад; потом отошел еще дальше назад, чтобы прочно встать ногами на дно. Он чуть не утратил присутствия духа: я видел, что он пытается решить, есть ли у него шанс справиться с морем.

Он принял решение – поднял нож высоко над плечом. Я увидел, как сверкнуло на солнце лезвие ножа, вылетевшего из его руки, и понял, что двигаюсь слишком медленно, чтобы избежать удара.

20. Побег в опасность

Когда я просыпаюсь в нынешние дни моей жизни (а я по любым меркам все еще считаюсь молодым человеком), я инстинктивно задаю себе вопрос: «Я в безопасности?» И поскольку я обычно просыпаюсь в собственной постели в «Адмирале Бенбоу», ответ приходит быстро и уверенно: «Да, я в безопасности». В то утро нож Тейта заставил меня потерять сознание, а когда я пришел в себя на том самодельном неуклюжем плоту, я понял, что никогда еще не был в меньшей безопасности.

Глаза у меня болели, один глаз заплыл; голова трещала и кружилась, из плеча, из носа, из ноги текла кровь. К этому следует добавить, что подхватившее плот течение быстро уносило меня в море. Коротко говоря, серьезная опасность грозила мне со всех сторон.

В мыслях моих царила сумятица. Совершив побег, я поступил правильно, ведь я не мог надеяться изменить ужасающее положение дел в пещере. Правильно было и то, что я попытался бежать так скоро, пока это могло стать неожиданностью для Тейта. Но теперь-то что?! Казалось, что даже небеса не могут дать мне ответа.

Передо мной встало лицо дядюшки Амброуза. Мои тревожные мысли обратились к тем, за кого я был в ответе. Бедный Бен Ганн: это я увлек его прочь от спокойной жизни. А Луи? Что за ужасная судьба – быть сыном такого жестокого выродка!

Далеко позади, у кромки воды, фигура Тейта становилась все меньше. Он оставался на берегу, вероятно, надеясь, что капризное течение снова принесет меня к нему. Мой бег по песку увел меня вбок, и теперь я не мог уже видеть ни зева пещеры, ни людей, привязанных на солнцепеке.

Мне необходимо сделать так, чтобы я мог выжить, чтобы мог помочь им или хотя бы тем из них, кто останется в живых, если я когда-нибудь возвращусь. Меня жгло жаркое тропическое солнце, соленая вода океана хлестала меня. Я был ранен, может быть, даже тяжко, и меня несло без руля и без ветрил в океан, чей безжалостный и капризный характер я хорошо знал. Вот в чем заключалась неизмеримость, мощь и жестокость моей беды.

Вскоре вся моя стойкость и здравомыслие покинули меня; несколько минут невидящим взором я смотрел на далекий силуэт Подзорной трубы, на этот проклятый холм! В моей душе уже не осталось и следа поддерживавшей меня веры в то, что опыт прежних трудностей поможет преодолеть новые. Я сидел на плоту и глядел на волны. Потом лег и, по-видимому, снова погрузился в забытье.

Когда сознание вернулось ко мне, я испытал новый приступ тревоги. Удаленность от берега подсказывала, что я, видимо, пролежал без сознания долгие минуты. Куда ударил меня нож Тейта? Несомненно, в голову; я чувствовал место, куда пришелся удар, и без того, чтобы ощупывать его пальцами.

Встав на колени, я ощутил новую адскую боль, будто меня снова ударили ножом. Я взглянул вниз: оказывается, я встал прямо на нож этого разбойника, на то место, куда он отскочил, после того как попал мне в голову. Что ж, по крайней мере, Тейт снабдил меня оружием. Я поднял нож с досок плота и осмотрел его. На лезвии не было крови, но на рукояти остались пятна и будто бы два-три клочка волос. Это рукоять из слоновой кости, а не стальной клинок, соприкоснулась с моей головой.

Теперь у меня хватило смелости ощупать больное место. Под моими пальцами зияла широкая рана – какой глубокой была бы она, если бы лезвие попало в цель! При мысли об этом я содрогнулся. Кончики пальцев нащупали и корочки подсыхающей крови на шее и на ухе.

Не доверяя твердости собственных ног (и покачиваниям плота), я поднялся на колени и выпрямился. Тейта не было видно. Но теперь прямо передо мной возвышался холм Подзорная труба: течение принесло меня на ту сторону, откуда я мог бы увидеть пещеру. Я напряг глаза, но холм был слишком далеко, и я не мог разглядеть ни зева пещеры, ни несчастных матросов, распростертых на узком гребне над вечностью.