Джим Хокинс и проклятие Острова Сокровищ

Он уже начал подниматься на скалу, этот великан, чьи волосы когда-то были рыжими; выражение его лица было яростным и диким. В пещере я не имел возможности как следует его разглядеть, только ощущал его присутствие и время от времени различал его силуэт. Такое «знакомство» не подготовило меня к тому, что он так огромен. Что-то или кто-то – может быть, Тейт? – когда-то давно разрубил ему подбородок надвое, и теперь у него образовалось как бы два подбородка; половина одного уха отсутствовала, а на правой руке не хватало большого пальца.

Но если что и вселило в мою душу беспредельный ужас, то именно его глаза. Я часто слышал о людях с красными глазами, а иногда, если я спал в неловкой позе, лицом вниз, то, когда просыпался, один мой глаз начинал болеть и оказывался красным. Но не таким красным, как эти – эти были красны, как заря, как буря, когда в летнем небе закипают тучи и жар небес обрушивается на землю.

Я отскочил назад – а что же еще мог я сделать? Мы с ним очень быстро преодолели большое расстояние, так что оказались довольно далеко от остальных. Поэтому никто из них не мог подойти настолько близко, чтобы мне помочь. Впрочем, никто и не выказывал такого намерения. Давным-давно, когда я, спрятавшись примерно в миле отсюда, подслушал разговор между Сильвером и молодым моряком по имени Том, который не подчинился ему и ушел из банды, Сильвер свалил его, бросив свой костыль ему в спину, точно снаряд, а затем прикончил двумя ударами ножа. Хорошо бы сейчас Сильвер вот так же бросил свой костыль!

Но он этого не сделал, а дикарь приближался. Я взобрался еще выше – трусливо, это я понимаю, но я счел, что осторожность здесь важнее доблести. Он следовал за мной, он преследовал меня, не отставая. Я наклонялся, я приседал, я увертывался, а он старался перерезать мне ноги… Теперь я был уже на гладком склоне скалы, и крутизна подъема грозила опрокинуть меня и сбросить спиной вниз. Тогда я сделал единственное, что мог, – воспользовался естественным преимуществом этого места и, повернувшись, бросился вниз по крутому склону скалы, промчавшись мимо моего преследователя с невероятной быстротой, едва избегнув его ударов и тем самым использовав неожиданность к своей выгоде.

А потом я стал прыгать с камня на камень, словно козы Бена Ганна. Целью моей было добраться до оружия, которое я оставил на плоской плите около открытого нами клада, или же оказаться среди «добровольцев» Сильвера, под защитой их превосходящей численности.

Как я надеялся, великан оказался медлителен при повороте и нерешителен, когда пришлось прыгать по камням вниз. Но храбрости ему хватало и, раз отважившись, он с грохотом бросился мне вдогонку. Я мчался к плоской плите, но Сильвера не увидел, и бросился к тому месту, где осталось мое ружье.

О, я до сих пор печалюсь из-за того, что тогда произошло, виню себя в этом; горькое воспоминание заставляет меня обхватывать собственные плечи руками и произносить: «Нет, нет, нет!» Отчего это так мучает меня? Может быть, потому, что он был такой услужливый человек, с таким добродушным лицом? А случилось вот что.

Когда я наклонился, чтобы схватить свое ружье, надеясь успеть зарядить его, малорослый матрос – Маноло – высунул голову из прямоугольной дыры. Великан нагнулся пониже и нанес ему удар мачете, который держал в левой руке, а затем еще и саблей, которая была в правой. То, что начало мачете, довершила сабля, и маленький, темноглазый, улыбчивый матрос был в мгновение ока обезглавлен и мертв. Пальцы мои словно примерзли к шомполу.

Великан остановился на минуту, словно восхищаясь содеянным злом. Я благодарю Господа за то, что эта минута оказалась для него последней.

Ему не представилось возможности увидеть, кто на него напал. Сильвер выбрался из своего укрытия за высокой скалой. В руке он держал камень величиной с мальчишечью голову. Он с силой ударил великана этим камнем. Любопытно, что он не целился великану в верхнюю часть головы, хотя времени у него для этого хватало. Вместо этого косо направленным вверх ударом он поразил дикаря в область уха, туда, где за ухом выступает кость. Великан упал – канул в вечность. Сначала он попытался повернуться, дернулся раз-другой, взбрыкнул ногами и затих.

Сильвер, чуть не уронивший свой костыль из-за усилия, с которым нанес удар, взглянул на меня, потом на матросов. К моему удивлению, ни один из них не взял ружье на изготовку, ни один не вытащил саблю. Я объяснил это страхом и, почувствовав, что мне отказывают ноги, опустился на землю. Сильвер высился надо мной – он походил на Колосса,[26] такой огромной казалась мне его фигура.

Я услышал, что он выругался – раз, другой. Потом повернулся, поправил костыль и подошел к неподвижному телу. Низко наклонившись, он поднял с земли роковой камень и снова швырнул его в голову поверженного великана.

– Гнусный мерзавец! – выкрикнул он и снова выругался.

Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел Сильвера настолько вышедшим из себя. Пошатываясь, он вернулся ко мне и встал, качая головой и тихо произнося ругательства. Потом сказал, стараясь отдышаться: