Джим Уэйд

Затем на какое-то время в комнате воцарилась тишина. Уэйд снова подошел к окну и задумчиво посмотрел вниз. Значит, нападение произойдет завтра в полдень? Так мало времени осталось на подготовку! Он обернулся.

– У нас есть ночь и полдня, чтобы обучить солдат. Расставьте стрелков как можно дальше. Тренируй как можно больше. И приступай к работе над «Громовым жуком». Есть шанс – и немалый, – что завтра к полудню он заработает. Перед нападением. Так что за дело!

Заточка молча кивнул. Косматые брови Рыжего сошлись на переносице.

– Что насчет тебя?

– Я возвращаюсь в священную долину, – объявил Уэйд. – Кардот, можно мне переодеться жрецом?

– Ты высокий – слишком высокий, – нерешительно произнес правитель. – Но мы можем попытаться.

– Ты собираешься вернуться? – вмешался Рыжий. – Почему…

– Саботаж, – объяснил Уэйд. – Работа пятой колонны. Я хочу попытаться нанести удар по источнику, если смогу. Я могу попытаться спасти Гэлбрейта.

Великан нахмурился.

– Ну, почему мы с Заточкой не можем пойти с тобой? Мы можем тебе понадобиться.

– Потому что я могу потерпеть неудачу – быть схваченным или убитым. Тогда все будет зависеть от вас, ребята. От ваших пушек и пулемета на «Громовом жучке», если успеете починить машину.

– Вряд ли, – пробормотал Заточка.

– Попробуем… – добавил Рыжий.

Уэйд потянулся всем своим мускулистым телом.

– Кардот…

Царь-жрец подозвал слугу. Он быстро отдал распоряжения и последовал за американцем, когда тот вышел из залы.

– Я лучше останусь с твоими друзьями, сын мой, и проверю, что они делают, – предложил он.

– Да. Спасибо.

Уэйд на ходу снимал с себя одежду. Он помахал Рыжему и Заточке, отдал честь царю-жрецу и пошел дальше.

Вскоре он очутился в огромной прохладной зале, освещенной факелами. В каменном полу был утоплен глубокий бассейн. Слуги суетились, принося одежду и предметы первой необходимости.

Двадцать минут спустя Уэйд преобразился. Он все еще был слишком высок для среднего минойца, но среди туземцев было несколько высоких мужчин. На нем была обычная короткая юбка и синий лиф священника, прикрытые свободным плащом. На голове у него был капюшон с плюмажем.

Он стоял, глядя на свое отражение в стальном зеркале. Из-за окна донесся шум приготовлений – Минос готовился к атаке захватчиков. Уэйд хмыкнул и пошел к «Громовому жуку», из которого достал кое-какое оружие, которое могло пригодиться.

Он не нуждался в проводнике в Священную долину. Вскоре он уже был за городской стеной, освещенной факелами, и мчался на север на быстром коне, чьи копыта стучали в лунной ночи.

Слева от него серебристым потоком текла река. Он скакал вниз по склону. Наконец перед ним открылся узкий проход, ведущий в лабиринт.

Уэйд спешился и шлепнул лошадь по крупу. Он скользнул в тень, настороженно вглядываясь вперед. На перевале могут быть – и будут – стражи.

Бесшумно, как унесенный ветром лист, Гром Джим двинулся вперед.

Цивилизация, казалось, спала с него, как бесполезный плащ. Теперь он снова был в джунглях, где жизнь и смерть были первобытными и повседневными явлениями. Где осторожность и умение означали жизнь, а слабость была прелюдией к разрушению. И не только физическая слабость – нет! Один неверный шаг, предательский звук, неверный расчет в лунном свете-все это могло принести смерть быструю и неотвратимую. Но Уэйд обладал странной смесью древнего инстинкта и острого ума. Он был не просто мудр мудростью дикаря – сына дикой природы. Он был животным, крадущимся хищником, пумой с живым человеческим разумом.

Он двигался как тень, не издавая ни звука. Его глаза были странными, зрачки расширялись, пока не стали казаться большими и почти светящимися – оправленные камни на жестком бронзовом лице. Мудрость двух рас – забытой, архаичной цивилизации и современного, научного мира – смешалась с примитивным, смертоносным инстинктом джунглей. Увидеть Уэйда сейчас, когда он, словно крадущийся зверь, двигался сквозь мрак, значило бы понять, почему многие его боятся.

Беспечный, безрассудный авантюрист исчез. На его месте была сама Немезида, безжалостная и неумолимая. Уэйд мысленно осудил убийц, принесших кровь и смерть в затерянную долину, и холодная ярость сверкнула в его черных глазах.

Впереди на тропе стоял страж – один из минойских жрецов-ренегатов, коренастый и жилистый, с настороженным взглядом, затаившийся в темной расщелине, прорезавшей восточную стену прохода, скрытый от глаз. Уэйд не видел его, но безошибочно чувствовал его присутствие. Бесчисленные ночные звуки, шепот ветра, журчание реки, жужжание ночных насекомых-все это сливалось в монотонный звук, который слегка менялся по мере того, как Уэйд приближался к часовому.