Читаем Джими Хендрикс, история брата полностью

В голове пронеслось множество способов, как расширить эту расщелину, но я, стиснув зубы, полез внутрь. Было на самом деле очень узко, но я всё же протиснулся, расцарапав бок в кровь. Как только мы привыкли к полумраку, я ахнул, не поверив глазам своим. Мы буквально протиснулись сквозь некий портал и попали в какой–то кем–то давно забытый мир. Там были: старая заколоченная досками цирюльня, магазин, гостиница. Все тротуары были дощатые. Прямо над нами был новый город с новыми тротуарами, в которые были вмонтированы стеклянные кирпичи, и через них сюда проникал солнечный свет. После того как Бастер рассказал нашим друзьям о своей находке, эта набережная, скрытая под землёй, стала любимым нашим местом для игр. Мы даже находили старые монеты с изображением головы индейца и другие редкости. Полицейские регулярно проверяли эти подземелья, но им было не поймать нас, они так и не узнали, где находится наш секретный лаз. Мы тут же исчезали, как только слышали их голоса.

Этот заброшенный мир стал для нас двоих настоящим приключенческим раем. Как только мы с Бастером оставались одни, мы шли "играть". И поскольку мы всегда возвращались домой до прихода отца, мы оказывались примерными сыновьями. Но если мы возвращались испачканными, то нам приходилось таковыми и оставаться, отец экономил воду, чтобы помыть нас. А сами мы этого не могли сделать. Когда же наступал банный день, то в той же воде в какой мы мылись сами, нам приходилось стирать и нашу одежду, так что разницы было не так уж много. Оглядываясь назад, я вижу наши рваные рубахи и штаны, развевающиеся на верёвке, и вид у них, скажу вам, был не лучше после такой стирки. Не многим ребятам разрешалось с нами играть, ведь мы были самым отъявленными оборванцами в нашем квартале. Даже обувь наша иногда бывала непарная, более того, если отрывалась подошва, то мы не выкидывали ботинок, а привязывали подошву верёвкой.

Свои эмоции брат выплёскивал в рисунках и проводил много времени лёжа на полу с цветными карандашами и альбомом для зарисовок. Одним из первых рисунков, которые мне запомнились, был карандашный набросок сидящей под пальмой нашей мамы. Тень от дерева падала поперёк её лица, и она казалась спокойной и счастливой. На многих ранних рисунках Бастера была изображена наша мама. Несложно догадаться, что она занимала его мысли. А мультяшные наброски сражений, гонки на каких–то футуристических автомобилях, футбольные зарисовки — просто гипнотизировали меня. Настолько живо и реалистично они были нарисованы, что мне было не оторваться от его альбомов. Когда он рисовал сражения, он озвучивал взрывы и выстрелы, придумывал разговоры между солдатами, ведь он старался передать на бумаге своё видение происходящего. А его нескончаемые рассказы про созвездия, вселенную, космос и летающие тарелки!

Рассказы брата развили моё воображение и открыли моё сознание для восприятия. Однажды, это было весной 1955 года, мне представился случай на себе испытать влияние Вселенной. Всё это выглядело, как если бы прилетели две птицы и столкнулись бы на нашем заднем дворе. Послышался глухой удар и что–то похожее на клубок синих перьев упало на землю. Одна из птиц пронеслась мимо и села недалеко от меня на землю, я побежал посмотреть. Но там, на траве, лежал только серый кусок какого–то металла с торчащими из него какими–то проволочками. Шар представлял собой некое механическое приспособление, прилетевшее из будущего. Подумав, что это какая–то очень дорогая игрушка, я нагнулся и поднял его. Не прошло и секунды, как я взял его в руки, в нём открылся глаз и уставился прямо на меня. Я даже не мог выпустить его из рук, настолько я оцепенел. Когда же прошёл первый шок, я бросил его и, не помня себя, вбежал в дом, громко вопя.

— Бастер! Бастер! — вопил я.

— Что с тобой? — воскликнул он. — Что ты там увидел?

— Летающая тарелка упала с неба!

Бастера это нисколько не удивило, как если бы он сидел дома и ждал этих гостей из космоса всё время.

— Ну, где она? — спросил он, выходя во двор.

— Там, у забора, — сказал я и поплёлся за братом, к тому месту, куда я его бросил.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии