Джими Хендрикс, история брата

Вечер перед его отправкой в армию мы провели все вместе, Бастер, Бетти–Джин, Мэтти–Би и я. Мы пошли на танцы, устраиваемые на центральной площади Сиэтла на перекрёстке Мэдисон и 23–й. Девчонки в коротких юбочках, в белых носочках и босоножках, я тоже надел самое лучшее. Бастер оделся в свой сценический костюм, поскольку там играли Thomas and the Tomcats и это было их последнее совместное выступление. Незабываемый вечер! После выступления Бастер попросил Бетти–Джин выйти за него замуж и она дала согласие. Бастер был на седьмом небе, зная, что как только он вернётся из армии домой, они поженятся.

На следующее утро, отец, Бастер и я втиснулись в грузовик и поехали по направлению к огромному правительственному зданию на пристани. Грустно было прощаться с братом, но в Сиэтле ему здесь делать больше было нечего. Он знал, что пришло время больших перемен в его жизни.

— Гордо держи голову, сынок, — напутствовал его отец на прощанье. — Это сейчас лучшее для тебя. Всё будет хорошо.

Бастера вместе с другими перевезли в Форт–Орд в заливе Монтерей в Калифоринии, и это был один из тех немногих случаев, когда он покидал пределы штата. Мы с братом никуда не ездили, кроме того раза, когда он жил в Беркли у миссис Чамп и другого, когда мы провели лето в Ванкувере у бабушки Норы. Сразу, как только он там устроился, он прислал открытку нам с отцом, что тренировки очень тяжёлые, но в Калифорнии ему понравилось.

Ничего хорошего, когда брата нет рядом, но открытка меня порадовала. К тому же, моя душехранительница, миссис Ламб, как–то однажды вечером заявилась к Стилам, сообщить мне, что я официально освобождаюсь от досмотра соцслужбами и меня возвращают обратно на попечение отца, и после более чем четырёх лет постоянных переездов я смогу снова жить в родном доме.

— Только я, наконец–то, избавился от одного, как тут же объявился другой! — шипел мне вслед первое время отец.

Отец всегда был склонен к драматизации, на самом же деле он искренне любил меня и ему нравилось приходить домой, зная, что я снова дома… точнее, впервые дома. Может он считал, что все беды от брата, но он не знал ещё, какой клубок потянется за мной.

Спустя несколько месяцев, после того как мы с отцом отвезли Бастера на призывной пункт, он вернулся на неделю домой перед отправкой в Форт–Кэмпбелл, штат Кентукки. Денег на самолёт не было, поэтому он приехал автобусом, так сгорели трое суток из семи увольнительной и радоваться домашнему очагу оставалось только четыре дня. На нём была новенькая форма и сияющие чёрные ботинки, волосы коротко пострижены, его одежда сверкала чистотой и разглажены были все складки. В армии ему выдавали 65 долларов в месяц, и было очень приятно получить от старшего брата 5–долларовую банкноту. Но меня ждали друзья в другой части города, а он ушёл к Бетти–Джин, и только потом я узнал, что он уехал.

Отец продолжал работать в своём ландшафтном бизнесе, чтобы оплачивать счета. Но времена были трудные. Перед новым учебным годом я попросил его купить мне новую пару ботинок. Когда же он, в конце концов, отвёл меня в магазин Чабби–Табби, то купил мне такие грубые башмаки, что я тут же возненавидел их. Это были какие–то высоченные ужасные бутсы. Но они оказались совершенно неснашиваемыми и я проходил в них много лет. Зимой у отца не было денег, чтобы купить мне пальто, и выручила меня, как и прежде, тётя Эрнестина.

Мне уже было 13 и я отправился искать себе подходящую работу, которую мог бы выполнять каждый день после школы, чтобы иметь свои собственные карманные деньги. В юношеском центре предлагали в основном работу по уборке помещений и, проработав пару недель, я стал замечать одного парня, присматривающегося ко мне. Думаю, он уже работал в этом центре с год, так как его фотография висела на стене среди сотрудников. Сначала я с подозрением поглядывал на него, так как часто видел его рядом с тем местом, где мне приходилось работать. Он прихрамывал и с рукой у него что–то было не так.

— Эй, как звать тебя, — спросил однажды я его.

— Джозеф, — услышал я в ответ.

— Джозеф, что?

Последовала неудобная пауза, он явно нервничал.

— Джозеф Хендри, — наконец, произнёс он.

В моём мозгу пронеслись вихрем воспоминания. Парень, стоящий передо мной, был моим младшим братом и не виделись мы почти целых 10 лет.

— Знаешь, я ведь твой брат, — сказал мне Джо.

— Я это понял, — улыбаясь, сказал я. — Слушай, вы с отцом очень похожи, но откуда взялось это "Хендри"? — полюбопытствовал я.

98

— Ну, я думал, что вы те парни, которые хотели избавиться от меня, так что и я решил избавиться от последней буквы.

Он так это произнёс, что я почувствовал, насколько тяжёлым испытанием это было для него.

— Ну же, Джо, перестань говорить "те парни" — нас не спрашивали.

Я был совсем малышом, когда родители избавились от Джо, да и меня постоянно помещали в чужие семьи. Моё сердце заныло, я увидел боль в его глазах. Джо объяснил мне, что в семье, где он рос, ему рассказывали, что Хендриксы просто подбросили его им. Мне нечего было сказать ему, чтобы унять его боль. Я мог предложить только свою дружбу.