Джими Хендрикс. Предательство

В четырнадцати милях восточнее форта раскинулись поля богатых ферм долины Салинас, покрывающиеся в летние месяцы замечательным зелёным ковром. Вдоль дороги на Салинас росли огромные дубы, чёрные грецкие орехи и эвкалипты, под ними стояли люди и продавали только что срезанные цветы. Именно эта местность была детально описана в романе Джона Стейнбека "К востоку от рая", хорошо знакомого Хендриксу, запоем прочитанного им на уроках в школе, и много раз пересмотренного им фильма, поставленный по этому роману. Джимми восхищался Джеймсом Дином, которого, кстати, также звали Джимми, и трагически погибшего в автомобильной катастрофе, почти сразу после окончания съёмок. Хендрикс идентифицировал себя с героем Дина, Кэлом, юность которого прошла в семье с неразрешимыми конфликтами.

На территории Форта–Орд не было ни деревьев, ни цветов — плац и бесконечные акры грязи, гравия, прибрежных отмелей и береговых тренировочных плацдармов. Быть готовым защитить свою родину значило выучиться спать на открытом воздухе, не обращая на непогоду и благодарить Бога, когда тебя, в конце концов, приказом возвращают в казармы на гнилые нары с клочковатыми матрацами, кажущимися после всего этого наивысшим разрядом комфортабельности.

В конце 50–х начале 60–х работал в Форт–Орд один инструктор, который говорил своим новобранцам:

— Если вы не возненавидите мои кишки к тому времени как уйдёте отсюда, я буду считать, что я не справился со своей работой!

Джимми так и не смог возненавидеть его кишки, но он и ни с кем не сдружился за это время. Одиночество, с которым он жил всю свою жизнь, последовало за ним и в Калифорнию, и он чувствовал всем своим сердцем, как он всегда при таких случаях говорил, что никому на свете нет до него дела.

— К девяти вечера я уже был совершенно разбит. Из–за этих бесконечных отжиманий и чистки картофеля, моё тело, мои руки болели так сильно, что едва мог заснуть.

У Джими никогда не было своего ножа, да и он вообще избегал даже прикасаться к нему своими длинными пальцами. Только что став гитаристом, он старался оберегать свои пальцы от любых ссадин и порезов.

В сентябре ему дали первую увольнительную и Джимми на автобусе приехал в Сиэтл, повидать Бетти Джин, Леона, кое–кого из его друзей–музыкантов и своего отца. Каждый спрашивал его о планах на будущее, и он отвечал неизменное — никаких идей. Он не хотел, чтобы друзья узнали, что он боится своего военного будущего. Прыгать с парашютом, парить в небе, то, о чём он всегда мечтал. Но осесть в какой–нибудь военной канцелярии — что может быть хуже? Никто в Форте–Орд, когда он вернулся на базу, не мог сказать ему, что им грозит в будущем.

На следующих неделях Джимми участвовал в учебном броске, продолжая ещё более жёсткие физические тренировки. В эти дни он окончательно выдохся.

— Как только моя голова касалась чего–то плоского, я отключался, словно во мне щёлкали рубильником, — вспоминает он.

Он начал получать жалование, 65 долларов в месяц, и ему было уже разрешено на четыре часа покидать базу. В одну из таких своих вылазок он съездил в Монтерей на ежегодный джазовый фестиваль.

Наконец, пришёл приказ для дальнейшего продвижения. Он получил предписание явиться 8 ноября 1961 года в Форт–Кэмпбелл, штат Кентукки, где дислоцировался 101–й ВВС США. Он торжествовал. Вскоре его униформу будет украшать знаменитый "Вопящий орёл" — гордый символ 101–й. И он будет прыгать с парашютом с самого неба. Как ему нравилась эта идея!

В январе Джимми написал отцу и попросил прислать ему его гитару "как–можно–скорее". Когда же, наконец, распечатав огромный пакет и взяв в руки свою красную Дэнэлектро, он перебрал пальцами струны, проверяя строй, то снова почувствовал себя счастливым. Невзирая на отсутствие усилителя, тут же сыграл один старинный блюз, напевая себе под нос. Если бы вы видели в этот момент Хендрикса, рядового I-го класса, то поняли, что единственное, что он хотел бы в жизни в действительности — так это играть на гитаре. Мыслями он был далеко в Сиэтле, рядом с Бетти Джин Морган.

— Она и слышать не хотела о том, что однажды я увёз бы её в Лос–Анжелес или Нью–Йорк, — рассказывал мне он. — Я бы заботился о ней, но чем дольше я оставался в армии, тем более я понимал, что я должен уехать оттуда, хоть на край света. Моя гитара — вот кто был на первом месте, и неважно, что кому я когда–либо обещал.

В Форте–Кэмпбелл он совершил серию прыжков.

— Было страшно и волнительно стоять на самой макушке учебной башни, — сказал он, — не решаясь сделать первый шаг в воздух и одновременно уговаривая себя, что через несколько мгновений окажешься на твёрдой земле.

Джими постоянно был на связи с отцом, спрашивая новости о Леоне и рассказывая о своих достижениях в прыжках с парашютом.