Джин Грин – Неприкасаемый. Карьера агента ЦРУ № 014

– И орудовать ножом научу, – пообещал Кэн. – Нож лучше «кольта». Я бросаю его без ошибки на сорок пять метров. А вечером, если уметь хорошо бросать «спринг-найф», можно свести счеты с кем угодно. Кстати, Дуче здорово бросает ножи, – заметил ни с того ни с сего Кэн.

В Си-119 Кэн отказался от жвачки и долго сидел без движения, застывший как мумия. Я впервые заметил, что на его лице ни единой морщинки. Скулы его жестко обтянуты кожей, а глаза были полуприкрыты.

– У тебя есть жена, дети? – спросил он вдруг.

– Нет.

– И у меня нет. Так проще.

– Кэн Эгава! – скомандовал джамп-мастер. Кэн, не оборачиваясь, пошел к люку. Нам дается четыре команды:

– Приготовиться!

– Зацепиться (За центральный фал.)

– Встать у люка!

– Гоу! (Пошел!)

На этот раз был особенный прыжок. Без второй команды. Затяжной. Кэн был у меня все время в поле зрения.

У Кэна парашют почему-то так и не раскрылся. Может быть, он этого хотел… Вряд ли. Просто не сработала система.

Бастер сказал:

– Он был темный парень, этот японец. Плохо говорил по-английски. Жил долго в Корее. Молился как йог.

Мэт сказал:

– Нужно расследовать, кто в его смерти виноват. Он или экипировщик.

Тибор сказал:

– На чужой земле погиб. Ни за что…

Дуче сказал:

– Я бы с ним не поменялся.

Берди сказал:

– Не судьба, значит.

Он был, как всегда, меланхоличен, мой Берди. И принял случившееся за должное. Что это, мужество, жестокость, равнодушие или марихуана? По-моему, разговоры о марихуане – «пуля». Когда он курит? Не знаю…

В школах особого назначения строгий жизненный график. Здесь все взвешено. Все учтено: день и час, вес миль и вес часов.

Как обещал полковник Маггер, на Джине не осталось и унции жира – одни мышцы, узлы на узлах.

Да и сам Джин стал спокойней, расчетливей и уверенней.

Та особая тягучесть, которая приобретается постоянством усилий, «пружинит» ногу и удлиняет дыхание. Вместе с хладнокровием, уверенностью и атлетической «пружинистостью» в Джине появилось еще одно новое качество: осмотрительность.

Однажды перед отбоем, когда он пошел проверить, хорошо ли спрятан его дневник, Джина окликнул кто-то тихим голосом. Он обернулся и тотчас же почувствовал, как что-то со свистом пролетело мимо него и глухо уткнулось в столб щита для объявлений.

Джин отбежал в тень небольшого строения у кухни. Была лунная ночь, звездная и безветренная. Тишина вокруг, ни шороха, ни звука шагов. Джин долго и напряженно всматривался туда, откуда полетел нож, потом он подошел к столбу, резко выдернул «спринг-найф», нажав кнопку пружины, втянув лезвие, и, оставив «на потом» изучение ножа, быстрым шагом пошел в казарму.

Все были уже на местах. Только Джордж, разувшись, аккуратно ставил, как всегда, чуть поодаль от его койки свои тринадцатиразмерные «джамп-бутсы». Койки были двухэтажные. Внизу спал Джин, вверху, на втором этаже, – Джордж Вашингтон Смит, гигант младенец.

Джордж все умел делать, не уставал, не жаловался, не задавал вопросов и отвечал на все однозначными «да», «нет», «все возможно, сэр».

Джин долго не мог уснуть, раздумывая о случившемся. «Кто? С какой целью? – решал он. – Неужели Тэкс? А может быть, это происки Чака? Может быть, Чак хотел его припугнуть?..» Кстати, он последнее время стал внимательней и напряженно следил за тем, как мужает опыт Джина, как легко он орудует палкой, лопатой, прикладом, ребром ладони, как точно бросает «спринг-найф» и лассо, как уверенно подходит к люку самолета перед прыжком на деревья (Битюк знает цену этой уверенности).

И еще Чак стал замечать, что Джином интересуются в штабе… Однажды они встретились на Грубер-авеню, где, как правило, размещались офицеры 82-й десантной дивизии.

– Здравствуй! – неожиданно дружески сказал Чак.

– Здравствуйте, сэр, – сдержанно ответил Джин. Чак пытливо поглядел на Джина из-под рыжих нависших бровей.

– Забудь о том, что было… – скороговоркой сказал он. – Я, как офицер, должен был тогда одернуть тебя. Ты только прибыл, и сразу же такая неувязка

– Благодарю вас, сэр.

– Ладно тебе, – не зная, как приступить к сближению, примирительно сказал Чак. – Ты еще поглядишь, как я тебе пригожусь… – Чак помолчал. – Ты, значит, из Полтавы?

– Я родился в Париже, сэр.

– Ну а родители твои: Павел Николаевич и матушка?

– Отец из Полтавы. А мать – москвичка, сэр.

– Вот как… А я из-под Полтавы, пятнадцать миль от Грайворона.

– Что вам угодно, сэр?

– Ничего… Я так, для знакомства. Говорят, у тебя отца убили?..

– Кто говорит, сэр? – Джин задал вопрос мгновенно, не дав Чаку опомниться.

– Кто убил – не знаю, – заюлил Чак, – а свои люди… ну… мои, что ли, товарищи, говорят, что дело это темное. Сказал мне, повторяю, свой человек. Из штаба. Наш парень. Из Бад-Тельца.

– Я вас не понимаю, сэр.

– Еще поймешь… – Чак посмотрел на часы: – Не опаздывай, через сорок минут прыжки. А ну – джамп!

28 августа

Сегодня день рождения отца. Я отомщу за тебя, отец!..

5 сентября

Не понимаю, что он хочет от меня. А ведь что-то хочет. Говорит – свои… Судя по всему, пытается сблизиться. К чему бы это? Ч. переступит через труп брата и глазом не моргнет.