И снова – в который уже раз! – за последнее время Джин Грин оборвал свои трудные мысли. В самом деле, довольно странно будет выглядеть человек, пробравшийся в Хайфон методом ХАЛО-СКУБА и предающийся здесь самоанализу.
Перед тем как вступить в город под видом молодого советского врача Евгения Чердынцева, Джин с вершины одного из прибрежных холмов внимательно осмотрел порт. Его цель – нефтяной причал и газгольдеры – находилась в глубине территории порта. У причала был ошвартован крупнотоннажный танкер, должно быть, тот самый «Тамбов», о прибытии которого в Хайфон еще позавчера сообщила на Окинаву воздушная разведка.
Джин некоторое время болтался возле ворот порта, наблюдая, как проходят через контроль иностранные моряки. Иные из них показывали охранникам какие-то документы, для других документом оказывались улыбки, похлопывания по плечу, дружеские рукопожатия. Конечно, русский язык в какой-то степени был для Джина пропуском в этой стране, к тому же можно было употребить несколько известных ему вьетнамских слов, можно было также попытаться проникнуть в порт, незаметно прицепившись к железнодорожному составу, но во всех этих вариантах была слишком большая доля риска.
Между тем улицы пустели. Теперь уже лишь одинокие велосипедисты с легким шелестом проносились по мостовой. Неожиданно почти бесшумно из-за угла выехал советский «джип» ГАЗ-69 с военным патрулем. Свет фар заскользил по стене, приближаясь к Джину. Джин принял вид слегка подвыпившего человека. Машина остановилась. Гортанный голос окликнул Джина. Джин вышел в свет фар, помахал рукой.
– Лен со! Лен со! Я доктор!
– Parlez-vous francais, товарач? – спросил офицер.
– En peu, – радостно сказал Джин. – Немного понимаю.
– Que cherchez-vous?
– Le club des marins. – Джин старался произносить французские слова с резким акцентом.
– C'est ici, pas loin, a droite, – вежливо сказал офицер и показал рукой.
– Большое спасибо, товарищ! Салют! Хоанч хо!
В темноте сверкнула белозубая улыбка. Машина двинулась вперед. Джин завернул за угол.
Бар хайфонского интерклуба ничем особенным не отличался от сотен других баров, которые Джин посетил за свою жизнь, разве что маленькими, покрытыми черным лаком картинками, искусно подсвеченными мягкими светильниками.
На картинках этих в очень своеобразной экспрессивной манере были изображены вьетнамские поля с буйволами и крестьянами в конусовидных шляпах, танцоры с длинными бамбуковыми шестами, перепончатые паруса сампанов. Кроме того, на одной стене висело кумачовое полотнище с приветствием на пяти языках: «Добро пожаловать в Хайфон!»
Конечно, весьма существенным отличием было отсутствие в этом баре качающихся в ритме твиста «такси-герлз», без которых не обходится ни один уважающий себя бар в Сайгоне. Здесь были две миловидные официантки в длинных темных юбках и блузках с ручной вышивкой. Улыбались они, правда, весьма приветливо, но были деловиты и строги.
Джук-бокс на полной мощности жарил боса-нову, пахло крепким вьетнамским табаком и кофе, двухлопастный фен струями прохладного воздуха подсушивал кожу, покрытую пленкой липкого пота, этого неизменного спутника европейца во Вьетнаме.
Джин сел к стойке, заказал пива, достал из кармана пачку вьетнамских сигарет «Ха-Лонг», которыми его снабдили на Окинаве, закурил и огляделся. Здесь, в этом баре, заполненном разбитными парнями, болтающими на разных языках, появлялось обманчивое чувство безопасности. Но именно здесь-то надо было особенно держать ухо востро.
Бармен поставил перед Джином высокий бокал с пивом, улыбнулся приветливо и спросил:
– How do you like our port, sir?
– Простите, не понимаю, – виновато пожал плечами Джин.
Ему не очень понравилось, что бармен принял его за англичанина.
– О, советский друг? – вежливо улыбнулся бармен. – Очень приятно. Ваше здоровье!
Он отошел. Джин посмотрел вдоль стойки. Ближе всего к нему спал, положив голову на руки, какой-то рыжий детина с голым затылком и толстой спиной. Дальше сидели два китайца из Гонконга. Один из них был в элегантном фланелевом костюме, а другой – в майке с портретом Ринго Стара на груди. Еще дальше у стойки расположились трое мужчин в морских форменных рубашках с шевронами на плечах, один пожилой, с отвисшим подбородком и двое молодых. Именно возле этих людей остановился бармен, налил им в стаканы какую-то жидкость, положил лед, что-то сказал. Моряки с любопытством посмотрели на Джина, один из них поднял бокал и крикнул ему.
– Привет, землячок!
– Привет! – охотно откликнулся Джин. – Очень рад встретить земляков!
– Как вы себя чувствуете в этой парилке? – спросил пожилой толстяк, по лицу которого было видно, что даже широкие лопасти фена ему не очень-то помогают.
– Я уже привык. Три месяца в джунглях, – ответил Джин. – А вы как?
– Все в порядке, идем ко дну, – усмехнулся толстяк.
– Скромничает наш «дед»![95]
– крикнул, перегнувшись через стойку, один из молодых. – Вечно жалуется, а тянет, как дизель.