Джин Грин — неприкасаемый

— Их смутило арктическое белье, выданное перед полетом.

— Кто из них самый храбрый?

— Думаю, что Бастер — Бак Вуд.

— А самый надежный?

— Берди… Стиллберд.

— Долговязый такой… Левое плечо тянет?

— У вас наметанный глаз.

К ним подошел бортмеханик.

— Все в ажуре, сэр.

— Благодарю. У нас еще есть время… Скажите, Джин, если это, конечно, не тайна, каким ветром вас занесло сюда? Вы ведь врач. Не так ли? Из семьи с приличным доходом. На кой вам черт прыгать в черную дыру люка?

— Это длинная история, — отмахнулся Джин.

— А время на исходе, не правда ли? — Честертон замолчал.

Они молча обогнули толстопузый «Си».

— Ведите людей на посадку! — спокойно приказал Флойд

— Слушаюсь.

Первым, кого увидел Джин, был джамп-мастер: плечистый человек, с крючковатым, с римской горбинкой носом, с широкими, массивными плечами и серо-голубыми глазами.

— А ну, веселей! — прикрикнул он на десантников, медленно ползущих по трапу — В вашем возрасте я был гуттаперчевым и переходил на спор через площадь на руках…

Они летели на высоте свыше двадцати пяти тысяч футов. Под ними менялись только формы и цвет облаков, но и об этом никто не знал, так как шторы на всех иллюминаторах самолета были плотно задраены. Компасы лежали где-то в контейнере, и невозможно было определиться.

Как ни прикидывали, а арктическое белье путало карты любых предположений.

Берди трижды с загадочным видом выходил в туалет и возвращался оттуда повеселевшим.

Бастер спал почти весь полет.

В последнюю тридцатиминутку его разбудил бортмеханик.

— Бутерброд, кофе? — предложил тот.

— Храню живот перед прыжком. Главное — пустой живот, — не открывая глаз, пробормотал Бастер.

— Нужно подкрепиться! — настаивал бортмеханик.

— Убирайся! — наконец-то проснулся Бастер.

Сонни играл с Тэксом в «лавитора». Они плавно бросали друг другу раскрытый «спринг-найф». Тот, кто не ловил нож за ручку, проигрывал доллар.

Это кончилось тем, что они поссорились и съездили друг другу по роже. Им пригрозил джамп-мастер, и спорщики присмирели.

Доминико сидел за Джином, крайним справа. Он был бледен. Джину казалось, что его мутит от страха. Черные подглазники итальянца теперь особенно резко подчеркивали его матово-бледное лицо.

Джин и Флойд то дремали, то говорили о чем-то отвлеченном.

После снижения до высоты 1200 футов самолет начало бросать из стороны в сторону — это летчик менял курс, сбивая с толку наземные радары.

— Прыгать будем с тысячи футов, — сказал Флойд, вытянув ноги поудобней. — Интересно, где вы были, Джин, в это время в прошлом году?

— Играл в кегельбане, построенном миллиардером Аристотелем Онассисом. Это напротив его же казино в Монте-Карло.

— А я лежал в госпитале после ранения в Лаосе. Меня подстрелили солдаты Патет-Лао. В госпитале всегда хорошо лежится после того, как снимут швы… Розовый рубец еще тянет, он кажется непрочным, но его края уже схвачены намертво. В такое время неплохо подружиться с медсестренкой. У меня была самая красивая — Банни. Я ее называл Блэк Банни — Черный Кролик. Она была мне по пояс и говорила так, словно полоскала воду в горле.

— Вы, оказывается, лирик, Лакки.

— Нет. Мне просто было тогда хорошо. Наши палатки стояли входом к морю. Дул бриз. Мои соседи — все ходячие. И мы с ней встречались… Солдат, Джин, живет на войне от ранения до ранения, от отпуска до отпуска, от женщины до женщины. — Флойд посмотрел на часы.

Джин заметил, что они были крупные, с толстой секундной стрелкой, фосфоресцирующие, на широком золотом браслете, охватывающем широкое запястье.

— Я прыгаю в левый люк. Вы — в правый. Кто у нас радист?

— Мэт…

— Он прыгает вслед за мной, четвертым. Вы — предпоследним.

Впереди зажглась красная сигнальная лампочка. На металлических скамьях стихли разговоры.

У Джина засосало под ложечкой.

Что это, страх?… Возможно. Джин еще не знал, как бывает страшно в боевой обстановке. Зато про все это знал Лакки.

Он знал, что страшно всегда: и перед прыжком в бездну, и перед высадкой на чужой берег, когда черная полоска земли неумолимо надвигается на тебя в ночи.

Страшно, когда бредешь по клочку чужой земли, не зная, заминирована она или нет, и когда в сплошной мгле продираешься сквозь чужой лес и каждый черный ствол кажется тебе притаившимся врагом, и когда ты лежишь на спине, подняв над собой ножницы, перед тем как прорезать первую дыру в колючках «концертины». Потом страх пропадает. Стоит только увидеть противника и войти с ним в соприкосновение. Страшно до. Иногда и после. К этому не привыкнешь. Это можно или пересилить… или не пересилить.

— Хук-ап! — скомандовал джамп-мастер. Все встали и зацепили карабины выбросных фалов за стальной трос над головой. Джамп-мастер проверил, правильно ли у всех зацеплены карабины. Они были зацеплены правильно.

Самолет вышел на ди-зи, но пролетел дальше, совершил крутой вираж и вновь вернулся в район выброски.

Он продолжал вводить в заблуждение наземные радарные посты противника. От резкого снижения у всех заломило в ушах.

Инструктор поднял руку: пять растопыренных пальцев — осталось пять минут.

Люки открыты. К их бортам плотно придвинуты контейнеры.